Константин Лагунов: Ветка полыни

Сын ушел. Нехотя, с оглядкой. Софрон ослабел, уступая боли, и она долго, остервенело рвала и когтила его обессиленное, иссохшее тело.

Но когда через несколько дней во время приступа Софрон еще раз попробовал отослать сына, тот не послушался. Выхватив из кармана скомканный носовой платок, мальчик неумело стал стирать пот с отцовского лица. Едва влажный матерчатый комок коснулся серых Софроновых губ, тот сразу уловил горький аромат молодой зелени. Ноздри Софрона затрепетали. Он жадно втянул волнующий запах и почувствовал: отступая, слабеет боль под ложечкой, светлеет в глазах.

— Чем пахнет… платок? — с трудом выдохнул Софрон.

— Полынью.

— Покос не кончили?

— Не…

— Принес бы полынку. Стосковался я по живым запахам. Позабыл, как земля пахнет. Тут рядышком полынок-то растет. Принеси веточку.

Софрон облизал спекшиеся губы. Встретился взглядом со все понимающими, взрослыми глазами сына.

— Плохо тебе?

— Плохо, сынок…

— Что-нибудь еще надо? Может, лекарств каких? Я к тете Шуре сбегаю, попрошу. Она достанет. У нее брат в аптеке.

— Нет таких лекарств…

Потемнело, осунулось лицо мальчика. Софрон успокаивающе положил руку на острое, вздрагивающее колено.

Пришел день, когда. Софрон не смог встать с постели. Ваня сидел подле и держал отца за руку, холодную, скользкую, будто обтянутую пергаментом. Мальчика притягивала и пугала эта худая бессильная рука, покрытая встопорщенными рыжеватыми волосами. Он чуть приподнял ее и выпустил. Рука шлепнулась на одеяло, как камень, безжизненно и глухо.

— Помнишь, как ты одной рукой подсаживал меня на зарод?

— …

— А как с Еремой боролся? Поднял его и спрашиваешь: «Куда кидать?». Он наказывал привет тебе. Сейчас его бригадиром поставили…

— Слушай, Вань… Поговорить надо. Может, не свидимся больше…

— Почему?

— Ну, мало ли что… Ты мужик. Должен понять. Не от нас зависит… Зачем плакать?.. Учись терпеть… Мать береги. Ей трудно будет…

Софрон хотел сказать сыну многое, но вдруг понял — не хватит сил. Да и слов нужных не подберешь. Надо было раньше. На что надеялся? А может, это и к лучшему? К чему слова? Разве можно предугадать, что случится сегодня, сейчас, через минуту? Не надо ничего говорить. Сам поймет, кого любить, кого ненавидеть. Люди вокруг. Да и мать…

— А я полынку принес…

— Принес полынку? Положи на подушку. Ближе. Еще ближе. Ага… чую. Ах…

Качнулись стены и рассыпались в прах. Какая степь! Прокаленная зноем, посеребренная ковылем, с косматой, запутанной ветрами травяной гривой. Клубится над степью солнечный лучепад. Хлещет с синего неба горячее золото. Плещутся в вышине жаворонковые трели. Хмелеет голова от запахов. Наливается тело буйной, неукротимой силищей. Вот сейчас он запустит пальцы в травяные космы и, крякнув, вскинет планету над головой. Держись, голубушка!

Звенят сухие травы. Шуршат зеленые травы. Плывет над степью говорок конских копыт. Под лошадиными ногами земля покачивается, как поплавок на воде. Влево, вправо. Вверх, вниз. Вдруг так ухнула в голубой разлив, что внутри у Софрона что-то оборвалось, и холодок защекотал грудь.

Горячий воздух стегает лицо, рвет рубаху, лохматит волосы. Стелется над ковылем иноходец. Плывет над землей песня. Пахнет солнцем. Пахнет ветром. Пахнет полынком. А ну же! Ну! Шибче! Наддай! Ого-го-го!!!

Черный хвост иноходца разметался и, будто туча, накрыл всю степь. Черная туча. Горькая туча. Полынная. Трах-тах-ах! Соленый ливень все затопил… И снова солнце.

Звенят, поют травы. Звенят, поют копыта. Гудят тугие солнечные лучи. Плещется вороная грива.

Звон. Плеск. Качание.

Кувыркается земля.

Уходит из-под ног.

Забавно и жутко.

Весело и страшно.

О-ох!..

С лицом, просветленным улыбкой, Софрон переступил невидимый порог, за которым обрывается жизнь…

Июль нынче выдался настолько знойным и душным, что непривычные к жаре сибиряки изнывали от жажды. Солнце, будто подрядившись, каждое утро аккуратно выходило на дневное дежурство и до вечера не покидало своего поста, Неподвижный горячий воздух стал густым и как будто липким. Ходишь, облепленный зноем, словно пластырем. Мокрый, вялый, хмурый.

Вот уже полчаса я стою на солнцепеке, возле столба со знаком стоянки такси и унылым взглядом провожаю летящие мимо автомобили. Я сомлел и озлобился на весь свет. В самом деле, ну что это за областной центр, если в нем такси не словить? По телефону не закажешь и на стоянке не дождешься.