Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

История с Обри де Мандевилем поистине удивительна. Что-то он поделывает сейчас, бедняга? Совершенно не годился для дипломатической службы — я до сих пор удивляюсь, с чего это Отдел личного состава мог решить, что он ниспослан им свыше. Нет, все натворил этот сумасшедший Польк-Мобрей.

— Что-то я его не помню.

— Все это было за год до твоего назначения.

— А Польк-Мобрей был тогда послом?

— Да. Он только что получил звание и был на седьмом небе. Пригласил Анджелу, свою племянницу, на лето погостить и, по-моему, очень из-за этого нервничал. Эта Анджела была довольно отчаянная особа, а в тогдашней Югославии ей, в сущности, делать было нечего. По-моему, он побаивался, что она заведет дружбу с какой-нибудь не слишком трезвой местной компанией и спалит весь Дунай. А ему только и мечталось выдать ее замуж за дипломата, и тут ему пришел в голову гениальный план. Он решил найти подходящего кандидата через Отдел личного состава и заняться сватовством. Третий секретарь, Скотт-Певрел, был женат. Вот Польк-Мобрей и решил заменить его возможным женихом для племянницы. Опасная игра, верно? Я прочел письмо и счел своим долгом предупредить его. В письме говорилось, что ему нужен третий секретарь, конечно, выпускник Итона и Кэйюс-колледжа, лет двадцати пяти (или около того), из хорошей семьи, вполне обеспеченный и непременно умеющий играть на флейте. (Он тогда был до безумия увлечен квартетом при посольстве — они каждую неделю собирались в его резиденции терзать всем уши.) Но все-таки он должен был бы знать, что на Отдел личного состава полагаться не стоит. И все же, сколько я его ни отговаривал, он послал письмо и пустил в ход все связи, чтобы нашего Банти Скотт-Певреля перевели в Токио. Так к нам и попал этот де Мандевиль. По анкетам он как будто вполне годился, и, когда пришли его бумаги, Польк-Мобрей даже не прочь был поехидничать, посмеяться над моими опасениями. Но у меня остались большие опасения, старина, да, весьма большие, тут меня не переубедишь.

И все мои опасения подтвердились, когда новый секретарь через десять дней появился на нашем горизонте. Он восседал, прямой, как палка, в роскошном «роллсе» с гербом Мандевилей на дверцах, курил сигару и с глубоким интересом читал «Известия ипподрома». Шофер выгружал груду белых чемоданов свиной кожи — все до одного с золотыми монограммами. Поверь, мне сразу стало ясно — он парвеню. Более того — от него и запах шел какой-то низкопробный: он пах не то джином, не то фиалковой помадой для волос, да к тому же явно итальянской марки.

Когда я ему представился, он снисходительно помахал мне рукой, сплошь в кольцах. Он сказал, что эта поездка издергала ему нервы. Югославы на границе так грубили, что бедный Деннис заплакал и затопал ногами. Оказалось, что Деннис — его шофер.

— Пойди сюда, дорогой мой мальчик, познакомься с этим мужчиной, — крикнул он шоферу. Шофера звали Деннис Пэрфитт-Пэрфитт.

Да, старина, можешь себе представить, что со мной было. Конечно, прежде всего я огорчился за бедного посла, ну и, разумеется, за Анджелу — она отсыпалась в голубой спальне с похмелья, понимаешь?

— Деннис не только мой шофер, он мой пианист, — сказал де Мандевиль, выходя из машины и прижимая к груди что-то вроде футляра с дуэльными пистолетами. Кстати, потом оказалось, что это флейта, да еще вся раззолоченная.

Должен сознаться, что мне было несколько затруднительно поддерживать разговор с де Мандевилем.

— Я проведу вас к его превосходительству часов в одиннадцать, — глухо пробормотал я, — вы успеете умыться и отдохнуть. Вам придется провести дня два в резиденции посла, пока приготовят вашу квартиру.

— Как прикажете, дорогой мой мальчик, — сказал он, очевидно решив очаровать меня всеми доступными ему средствами. Мысленно я уже представлял себе, как Анджела после первой же встречи с де Мандевилем плачет горючими слезами, уткнувшись в подушку. Да, Отдел личного состава снова блистательно просчитался. Но я скромно промолчал и честно выполнял свои обязанности — представил его всем, кому надо. Его беседа с послом длилась не более пятнадцати секунд. У, меня в кабинете раздался телефонный звонок. Посол что-то бессвязно бормотал. Было ясно, что ему нанесли смертельный удар.

— Мерзкий тип, — буркнул он наконец в трубку. Я попытался его успокоить. — Нет, нет, прежде всего внушите ему, что ни один посол не потерпит, чтобы третий секретарь называл его «мой милый мальчик»!