Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

— Как! — шипел наш классный, ирландец, стекленея глазами и раздраженно поводя волосатыми ноздрями, — как! У тебя хватает наглости утверждать, что, если ты упадешь с верхнего этажа вот этого дома и раскроишь себе череп, ты скажешь, что не упал и не разбился?

Я был еще маленький и робкий, но не тогда, когда затрагивались мои религиозные убеждения. К таким ловушкам я уже привык. Спорить не стоило, хоть наша секта и разработала интереснейшую казуистику.

— Да, скажу, — ответил я холодно и не без вызова. — И я не раскрою себе череп,

— Ничего ты не скажешь, — ответил ирландец. — Ничего ты не скажешь, — его глаза сияли чистой радостью, — потому что умрешь на месте.

Ребята грохнули, но смотрели на меня восхищенно.

А потом — с чего, сам не пойму — начались сложности. Врасплох, как если бы, зайдя вечером к себе в комнату, я наткнулся на страшную обезьяну, рассевшуюся у меня на постели, и та стала бы преследовать меня своими рыками, блохами и древним, утробным взором, навеки запечатленным на темной морде, — я наткнулся на сложность, упрятанную в глубине всех религий. Я наткнулся на сложную природу Зла. Нас учили, что Зло — иллюзия. Но у иллюзий тоже своя природа. Очищенцы это отрицали.

Я поделился с дядей. Дела у дяди шли плохо, и вера его стала более рьяной. Слушая меня, он хмурился.

— Когда ты куртку в последний раз чистил? — спросил он. — Ходишь неряхой. Побольше бы изучал книги (это значит — очищенскую литературу), поменьше б шлялся руки в брюки да на лодочках катался — и заблуждение не могло б тебя одолеть.

У каждой догмы свой язык; дяде, человеку деловому, нравились торговые термины Очищенья. «Как бы заблуждение тебя не одолело» была его любимая поговорка. Главное в Очищенье, сказал дядя, что оно научное, стало быть, точное; и допускать споры-разговоры — просто бесхарактерность. Даже измена. Он снял с носа пенсне, помешал чай и велел мне согласиться с ним либо переменить тему. Второе даже лучше. Я с тревогой понял, что дядю сразили мои доводы. Вера и сомнение затягивались на моем горле петлей.

— Ты ведь не хочешь сказать, что не веришь в истинность слова божьего? — беспокойно спросила тетя, выйдя из комнаты вместе со мной. — Не думай, дядя верит.

Я не знал, что ответить. Я вышел из дома и по главной улице спустился к реке; ее слепящая гладь была, как мухами, засижена плоскодонками. Жизнь — это сон, думал я; нет, ночной кошмар; потому что за мной по пятам шла обезьяна.

Я все еще пребывал в странном состоянии восторга и мрачности, когда в наш город явился мистер Губерт Тимберлейк. Он был важным деятелем нашей секты и готовился выступить на Хлебной бирже с речью об Очищении. Это возвещалось всеми афишами. Воскресенье мистер Тимберлейк собирался провести у нас. Просто не верилось, что такой высокий гость будет сидеть, в нашей столовой, пользоваться нашими ножами и вилками и есть нашу еду. Несовершенства нашего дома и наших характеров тотчас кинутся ему в глаза. Истина открылась людям с научной точностью — точность, которую каждый может проверить на опыте, — и будущее наше развитие наконец-то прояснилось. А в лице мистера Тимберлейка к нам прибыл не просто человек, совершивший ряд чудес (даже, как поговаривали, воскресивший двух покойников), но человек, побывавший в самом Торонто, нашем центре, откуда и пришло великое откровение.

— Это мой племянник, — представил меня дядя. — Он живет у нас. Он думает, будто он думает, мистер Тимберлейк, но я ему объясняю, что он только думает, будто он думает. Ха-ха-ха! — У дяди в присутствии великих мира сего развивалось чувство юмора. — Он целыми днями на реке, — продолжал дядя. — Я ему говорю: воды в мозги наберешь, скоро водянка будет. Это я про тебя мистеру Тимберлейку рассказываю.

Рука нежней тончайшей замши пожала мою руку. Я увидел безупречную выправку в двубортном синем костюме. У мистера Тимберлейка была розовая квадратная голова, очень маленькие ушки и та рисованная улыбка, которую злые языки называли патентованной улыбкой нашей секты.

— Вот и чудно! — сказал мистер Тимберлейк; благодаря своим связям в Торонто он говорил с американским акцентом. — А мы ответим дяде: очень смешно, что он думает, будто это смешно! Ну как?

Глаза мистера Тимберлейка смотрели светло и бесцветно. Он напоминал отставного торгового капитана, который, будучи отлучен от моря, освоился на суше и преуспел в делах. Взяв меня под защиту, он тотчас завоевал мою преданность. Мои сомнения улетучились. Вера мистера Тимберлейка не могла быть ложной, и, слушая его за обедом, я восхищался его жизнью.