Из угла в угол ходил тигр внутри своей клетки, едва втрое превосходившей длину его тела, и каждый раз его лапы делали одно и то же число шагов. Тэнди увидел в нем обреченное существо, прекрасное обреченное создание! Могу себе представить, что это и в самом деле была краса и гордость бедного зверинца. Мне жаль только, что его нет там и теперь, чтобы радовать взоры несчастных обитателей тех кварталов; жаль ото всей души.
Тэнди зачастил в зверинец и однажды — такова его версия, и он за нее упорно держится — ни с того ни с сего задумал «спасти» тигра. Любопытно, что как раз в это время он неожиданно резко пошел на поправку. Последние несколько месяцев он кис в палате, ни болен, ни здоров, а тут вдруг совершенно преобразился. Помнится, тогда я приписал все близящемуся концу войны, но, пожалуй, не исключено, что появившийся у него интерес к тигру тоже имел к этому некоторое отношение.
По его словам, мысль украсть тигра пришла ему в голову в тот день, когда, заглянув в зверинец, он увидел, что новая клетка готова и сторожа приступают к переселению тигра. Они соединили обе клетки крытым деревянным мостиком и оставили так, ожидая, чтобы зверь, движимый любопытством, сам перешел по нему в новую клетку. Тэнди видел, как тигр прервал свое бесконечное хождение по клетке и пустым, бесстрастным взором уставился на черное, зияющее отверстие. Постоял так немного, потом снова начал ходить по клетке, сделал несколько кругов и опять остановился перед входом на мостик. На этот раз он не только смотрел, но подошел, обнюхал все вокруг, даже поставил на мостик передние лапы, словно собрался туда вспрыгнуть, но вместо этого грациозным и в то же время мощным рывком снова опустился на пол клетки и возобновил хождение туда и обратно.
Тэнди утверждает, что все это время стоял и внушал тигру, чтобы он не переходил в новую клетку.
— Но почему же, любезный? — спросил я. — Ведь эта клетка должна была стать его домом.
— Домом! — мрачно усмехнулся Тэнди. — Тюрьмой, вы хотите сказать. Ну, он туда в конце концов все-таки перешел, бедный зверь. Простодушно так, но глядел все-таки настороженно. И вот тогда, в ту самую минуту, я и задумал его спасти.
— А ты уверен, что речь идет о спасении, Тэнди? — спросил я его со смехом, ведь дружелюбие ни к чему не обязывает. — Не вернее ли будет употребить слово «кража»?
— На черта ли мне было красть тигра? — спросил он. На такой вопрос я, понятно, не мог ответить.
Он сразу же принялся обдумывать, что и как ему следует сделать, и начал откладывать деньги из жалованья за много недель вперед — на то время, когда можно будет приступить к осуществлению своих планов. Прежде всего он завел дружбу со сторожами. Оба они учились уходу за животными в Вене, а из всех европейских евреев в Палестине австрийские евреи — народ самый мирный, и Тэнди с его ласковым обхождением добиться их дружбы ничего не стоило. Они с охотой отвечали на его, казалось бы, невинные расспросы о кормлении и содержании тигров. А он носил им подарки из армейской лавки — разные вещи, которые штатским было трудно достать: консервы, чай, сахар, мыльную стружку, — и скоро стал у них желанным гостем во всякое время, когда бы ему ни вздумалось заглянуть к ним в сторожку на чашку чая или кофе. За сигаретами и разговорами он примечал, где они держат ключи от клеток и какие у них привычки, он узнал, например, что в «шабат», то есть от вечера пятницы до вечера субботы, зверинец закрывают и все люди оттуда уходят. Ортодоксальные евреи, обладающие в Иерусалиме большой властью, сумели навязать свои строгие правила всему городу. В еврейском лазарете больным не разрешают в субботу позвонить вызвать сиделку, так что животных, содержащихся в зверинце, они и подавно считают возможным раз в неделю предоставлять самим себе.
До войны Тэнди ощущал себя принадлежащим к уголовному меньшинству, но в армии это чувство у него пропало, поскольку там практически нет личной собственности и законы предназначены оберегать не большинство от меньшинства, а наоборот. Тэнди и был как рыба в воде в этой жизни, где, как говорится, дай бог тому удачи, кто охулки на руку не кладет, и пока не заболел, он, со своим уголовным прошлым, охулки на руку, безусловно, не клал. И вот теперь его таланты снова пошли в дело. Закрепившись в зверинце, он предпринял следующий ход: проник в штаб армии, расположенный в «Отеле царя Давида». Он разузнал, что некий его каирский знакомец по фамилии Кларк получил чин капрала и работает писарем в одном из отделов штаба. Тэнди прямо в своей синей парадной форме уселся на заборе «Отеля царя Давида» и сидел там, покуда Кларк не вышел на обед.
Читать дальше