Йицхак Ави-Давид - Рассказы израильских писателей

Осторожно коснулся он приятной взволнованности от случайной встречи с нею. Сколько мыслей и чувств породило это короткое общение! Единственное его желание — чтобы не иссяк этот источник вдохновения. Затем он рассказал о пустоте жизни у себя в районе.

Как того требует этикет, он собственноручно подписал письмо. Прочел его раз, другой — как будто хорошо! И стиль ему понравился: три короткие фразы в начале и полных десять фраз в конце. Определенно хорошо!

Впрочем… впрочем… зачем он, собственно, пишет о пустоте жизни у себя в районе? Нет ли опасности, что она воспримет его самого как человека скучного, с пустой и мрачной душой? Он стал тщательно стирать написанное, пока две строки текста не превратились в черные сплошные полосы, как если бы письмо побывало в руках цензора. На сей раз внешний вид письма ему совсем не понравился — придется писать все заново. Вместо «пустоты» он рассказал ей о гордости, наполняющей сердце газетного работника, который захвачен неутомимым желанием как можно лучше писать о всех сокровищах родного района.

Возможно, что она воспримет это так же, как намек в отношении себя, и это польстит ей. Что ж, он рад будет такой догадливости. Ведь так оно и есть! Это лишь будет дань взаимности: она действительно обогатила его чувства.

Ее ответ был по-девичьи сдержан и в меру доверителен. Рина писала, что также довольна поездкой. Галилейские горы и долины всегда влекли ее к себе. В тот раз они были овеяны какой-то особой прелестью. По-видимому, причина в очаровании ранней осени.

Так завязалась между ними переписка, интересная для обоих. Случались и редкие встречи. Одно лишь не давало ему покоя: он скрыл важное обстоятельство и все откладывал неизбежное объяснение, предпочитая неизвестность и веру в ее непредубежденность явному разочарованию.

Однажды она сообщила, что с интересом прочла в газете его очерки, сочные по языку, интересные по поставленной проблеме, и поздравляет его с бесспорной удачей. Изумляет лишь избранная им тема: почему-то об… арабах.

Он почувствовал, что приблизился критический момент, что больше оттягивать разговор нельзя. Он должен объяснить ей его интерес к этой теме.

Ее согласие на решительную встречу не вызвало у него обычного радостного подъема. Предметом разговора будет не последний спектакль театра «Габима» и не нашумевший фильм. Ему нужно убедить ее стать его единомышленницей, а не оппонентом в споре, в который оба будут вовлечены помимо их воли. Сам он решил не спорить, но и не лгать.

На свидание он пришел задолго до назначенного срока. Он всегда любил эти сладостные, чуть тревожные минуты нетерпеливого ожидания. Но и она явилась раньше назначенного времени. По всему видно было, что и она готовилась к этой встрече. Она разрумянилась от быстрой ходьбы. Глаза ее сияли, волосы были тщательно уложены, клетчатое платье свидетельствовало о хорошем вкусе и достатке. Сердце его замерло, первоначальная решимость несколько ослабла.

Как обычно, вслед за коротким приветствием им пришлось преодолевать первые минуты замешательства. Молча направились они в близлежащее маленькое кафе, почти пустое в этот неурочный час.

— Любите ли вы поучительные рассказы почти сказочного сюжета? — спросил он, когда они уселись за круглым столиком.

Рина с недоумением посмотрела на него, улыбнулась своим мыслям и сказала с легкой иронией:

— Я готова вас слушать. Тем более… если это будет что-то поучительное!

— Жил был, — начал он свой рассказ, — в монастыре близ Иерихона один монах. Он был страстно влюблен в прекрасную природу родного края. Часто встречая восход солнца, он подолгу бродил вокруг монастыря, наслаждаясь и славя всевышнего за столь дивное творение его рук. Однажды он заметил могучего орла, который сел на крест монастырской церкви. Только было монах подумал о величественности и символичности этой картины, как орел взмыл в небеса, оставив на золотом покрытии след, оскорбительный для святого креста. И преисполнился монах злобой к дерзкой птице. Спустя несколько дней та же история повторилась… И в третий раз тоже… Озлобился монах еще больше и решил отомстить за неслыханное богохульство. Он перемолол мясо вместе с перцем, положил в миску и поставил на церковной башне, а рядом поставил еще одну миску, наполненную крепким, пьянящим араком.

На следующий день орел после очередного осквернения святыни заметил мясо и с азартом стал наполнять свою грешную утробу. Крепкий перец вскоре оказал свое действие. Огонь сжигал у орла все внутренности, вызывая небывалую жажду. Как нельзя кстати оказалась вторая миска с жидкостью, и орел большими глотками стал пить арак.