Йицхак Ави-Давид - Рассказы израильских писателей

Это была первая наша встреча.

Вторая встреча оставила после себя нечто большее, чем неприятный осадок. Можно сказать, весь день я ощущал какое-то смутное, гложущее беспокойство.

Однажды в полдень я стоял на крыше своего дома и обмазывал ее смолой. Дело было осенью, в воздухе уже пахло дождями. Когда мы въехали в этот дом, на потолке и в углах комнаты виднелись следы плесени, и я решил просмолить крышу. Вообще, с тех пор как дом был предоставлен мне, я с увлечением отдался его благоустройству.

Возвращаясь с работы, я наскоро обедал, надевал спецовку и начинал возиться либо в самом доме, либо во дворе. Работы было по горло. Более года поселок был необитаем. За это время многое разрушилось, пришло в упадок. От военных действий поселок почти не пострадал, зато уж мародеры постарались. Я говорю не о мебели, она вся была расхищена. Почти во всех домах были сорваны с петель двери, вырваны оконные рамы, содрана электропроводка, вывинчены водопроводные краны на кухнях. Даже стены и те местами были повреждены: там, где имелись кафельные плитки, их выломали.

Когда мы впервые вошли в наше новое жилье, оно представляло печальное зрелище. Только начав чистить, мыть и убирать квартиру, мы поняли, что раньше она принадлежала богатым людям, хотя из всего прежнего достояния здесь осталась лишь груда старых газет да маленький медный кувшинчик, весь позеленевший от сырости.

Жена моя была немного опечалена: «Ну и развалину ты раздобыл». Но я утешил ее, сказав, что не пройдет и года, как я превращу этот дом в бонбоньерку, в барские хоромы, на которые будут заглядываться. Так оно и вышло. Те, кто видел, что представлял собой дом в тот момент, когда я в него вселился, не верили своим глазам.

Итак, в тот день я стоял, согнувшись, на крыше и щеткой из жесткой щетины наносил на бетон жидкую смолу. И вот, выпрямившись, чтобы размяться и дать отдых пояснице, я увидел того же молодого смуглолицего человека. На сей раз он был не один. Рядом с ним стоял пожилой мужчина, такой же смуглый, как и он, но полный, в коричневом костюме в красную полоску, какие охотно носили в ту пору городские арабы.

Недолго думая, почти бессознательно, я бросил щетку и по водосточной трубе спустился с крыши, чтобы задержать их и спросить, что они делают возле моего дома. И вообще, кто они такие? Но пока я спускался с крыши и дошел до ворот, их и след простыл.

Никто не считает меня трусом, но этой ночью я вставал и проверял все запоры. Я пожалел, что в нашем доме нет ставен — вместо них окна у нас обнесены металлической решеткой. В эту ночь я твердо решил, что обязательно задержу этого странного молодого человека и дознаюсь, кто он такой и что ему здесь надо. Я даже составил план, как его выследить. Но шли дни, а парень не появлялся. Тем временем я закончил все ремонтные работы к предстоящей зиме, оштукатурил все, что нуждалось в штукатурке, покрасил все, что нуждалось в окраске, и даже заделал проломы в каменной ограде. Я подружился с соседом, поселившимся напротив нас, и, когда наступила зима, чувствовал себя уже старожилом этого поселка.

Однажды скучным дождливым днем я снова стоял у окна и смотрел на улицу. И хотя молодой человек был в низко нахлобученной шляпе и в широком длинном пальто, делавшем его фигуру бесформенной, я его тотчас узнал. Не скрою, я страшно обрадовался, что наконец-то освобожусь от гнетущего чувства тревоги, ибо был уверен, что ему уже не удастся улизнуть от меня. Накинув плащ, я вышел во двор.

— Эй, — крикнул я, — как вас там… Подойдите, пожалуйста, ко мне!

Незнакомец и на этот раз попытался ускользнуть.

— Подойди сюда! — крикнул я властно. — Теперь от меня не скроешься!

Он остановился. Под мокрой шляпой лицо его казалось совсем черным. Я подошел к нему вплотную.

— Что вам здесь надо? — спросил я.

— Не понимаю, — ответил он по-французски.

Этого я не ожидал. Мои познания во французском языке более чем скромны, они ограничиваются несколькими выражениями типа «бонжур, мосье», «мерси, мадам» и т. п.

— Иврит, — сказал я ему. — На иврите разговариваете?

Он с огорчением развел руками. Лицо его свидетельствовало, что он меня не понял.

— А по-английски?

— Немножко. — Он улыбнулся.

Наконец-то мы сможем столковаться. Правда, это тоже будет нелегко, ибо мой английский весьма примитивен. Он состоит всего из нескольких коротких, рубленых фраз. Но, чтобы узнать, что это за человек, мне казалось, моих знаний будет достаточно.

— Что вы здесь делаете? — спросил я по-английски.