Йицхак Ави-Давид - Рассказы израильских писателей

— Который час?

— Двенадцать. Может быть, десять минут первого, — ответила женщина, вся съежившись, так как боль с каждой минутой становилась все нестерпимей.

Больше они не проронили ни слова.

Небольшие мосты, по которым проезжала машина, были уже под водой, и колеса, вздымая волны, с шумом разрезали стремительные потоки. Грузовик проехал мимо спящих арабских селений, окруженных деревьями, которые покорно кланялись темной земле.

Еще издалека водитель и его жена услышали шум Кишона. С обеих сторон шоссе вода мчалась по канавам к реке. В двух огромных золотых трубах, образованных светом фар, скакали, прыгали, плясали обезумевшие потоки дождя.

Достигнув реки, машина остановилась. Мост, перекинутый через реку, был затоплен. Определить, где вода, а где мост, было невозможно. Нечего было и думать о переправе на другой берег.

…Он был настолько ошеломлен, что две-три минуты не в состоянии был шевельнуть рукой, и эти минуты показались ему вечностью. Потом встрепенулся, вылез из машины и захлопнул за собой дверцы. Мотор продолжал ритмично постукивать. От фар над бурлящим водоемом тянулись две длинные золотые трубы.

Водитель обошел машину, посмотрел по сторонам и вдруг рывком открыл дверцу и влез в кабину. Он сел рядом с женой и стал ей что-то говорить. Она слушала его с удивлением, потом согласилась. Он погладил ее по щеке, она же сняла с себя платок и повязала им непокрытую голову мужа.

Он вышел из машины и медленно зашагал вперед. Он шел по воде, все время чувствуя под ногами твердый и ровный асфальт шоссе. Мост был перекинут у нижней кромки естественного склона, и потому по мере продвижения вперед человек все более погружался в воду. Вот она уже ему по пояс… Вода была холодной, а течение очень сильным, но надо было во что бы то ни стало сохранить устойчивость, не дать воде сбить себя с ног.

Все более погружаясь в воду, он медленно нащупывал ногами мост, дабы не отклониться в сторону. Он уже спотыкался о камни и одной ногой даже ступил на мягкую, засасывающую почву… Были трудные минуты, очень трудные, но он не позволял себе оглянуться назад… И вдруг дорога пошла в гору, и вода стала резко убывать. Шоссе было повреждено, но подъем с этой стороны был крутым, и вот вода уже ниже лодыжек, а теперь под ногами снова асфальт. Он уверенно зашагал по нему под проливным дождем.

После холодной воды в потоке дождь казался теплым, а струи его мягкими и даже приятными. Справа от шоссе замелькали одинокие огоньки, и вскоре он понял: это военный аэродром.

Мужчина оглянулся. Два сверкающих огненных глаза глядели на него издалека. И внезапно появилось щемящее чувство, что все пережитое — это лишь начало долгих злоключений, конец которых трудно предугадать. Как его здесь встретят?

Он подошел к сторожевой будке, возле которой застыл часовой. В будке стоял полевой телефон. Часовой оказался флегматичным бородачом с винтовкой в руке. Оба они — молодой землепашец, облепленный грязью до пояса, и молчаливый бородач с винтовкой в руке — стояли, согнувшись, друг против друга возле тусклой электрической лампочки. Она тихо дрожала вместе со столиком и будкой. Бородач пододвинул телефонный аппарат к водителю.

В пустой комнате раздался продолжительный телефонный звонок. Вскоре кто-то снял трубку. Вначале его не поняли, несколько раз переспрашивали, потом твердым, решительным голосом обещали помочь. Разговор оборвался, но водитель уловил характерные звуки торопливых сборов в дорогу. Положив телефонную трубку на рычаг, он улыбнулся своему неведомому благодетелю.

Бородач пошел следом за ним, постоял у ворот и посмотрел в ту сторону, куда показал водитель. Там, среди густой темени, светились золотые глаза автомобильных фар.

Теперь предстояло пересечь разлившийся поток в обратном направлении, но это было легче, так как свет автомобильных фар указывал дорогу. Жена за эти минуты очень побледнела, губы ее были искусаны до крови. Она провела рукой по мокрой одежде мужа и привлекла его к себе. Он не отрываясь смотрел на шоссе, на то место, где вскоре должны были замелькать электрические фонарики. И снова эти две-три минуты показались ему вечностью. И снова появилось гнетущее чувство, что все трудности еще впереди и его злоключения только начинаются. Он подумал о затопленных и незасеянных полях, задыхающихся от потоков воды. И ночь эта вдруг наполнилась для него таинственным страхом первобытного человека перед грозными силами природы.