Рена Арзуманова - Пломбир в шоколаде

Восстановив дыхание, я приблизилась к веранде, не решаясь войти внутрь. Слышался хорошо поставленный мамин голос. Она читала скороговорки Маркизиной дочке.

– Шёл косой козёл с козой.

– Куда? – Машка в своём репертуаре. Ей во всём нужна точность.

– Что – куда?

– Куда шёл косой козёл со своей козой?

– Это не имеет значения.

– А для меня имеет. Я бы с косым козлом не пошла никуда.

Папиного голоса слышно не было. Если бы он был здоров, то не преминул бы принять участие в такой интересной беседе. Он бы не упустил возможности подискутировать с ребёнком о нравах парнокопытных, опираясь на свой опыт деревенской жизни. Просто ради того, чтобы позлить маму, которая всячески старается обрубить у своих детей и внуков деревенские корни. Мне представилось, что папа лежит на топчане, который уже лет сто стоит на веранде. Лежит, враз осунувшийся, с заострённым носом, руки сложены на груди. А мама в этот момент про какого-то косого козла. Как такое возможно!

Я приоткрыла дверь и тихо, чтобы никого не спугнуть, переступила порог. Папа сидел за столом, подперев щёки ладонями, и мирно посапывал. Перед ним стояла ополовиненная бутылка водки и остывший чай, который он, по давней привычке, переливал из чашки в блюдце. В детстве папа учил меня пить чай из блюдца, раздувая щёки. Говорил, что вся суть чаепития именно в раздутых щеках. И в мяте. Мяту на зиму он себе заготавливал в невероятном количестве.

– Ася! – радостно завопила Машка и бросилась ко мне с объятиями.

– Васька! – радостно проговорил проснувшийся папа и шумно допил чай из блюдца. – Какими судьбами?

– Здравствуй, Асенька. А мы тут с Машенькой скороговорки учим, – чинно проговорила мама.

Ничто в этой мирной картине не напоминало о том, что ещё какой-то час назад мама звонила мне и говорила, нет, кричала о том, что папа сходит с ума. Вернее, что уже сошёл.

– Васёк, тебе плеснуть чая с мятой, или сразу приступим к водке? – папа явно доволен моим неожиданным появлением.

– Водки, – с трудом проговорила я и присела к столу.

– Виданное ли дело – распивать с дочерью, в присутствии ребёнка, крепкие спиртные напитки.

– Ты, матушка, прям как с другой планеты, – мама поморщилась при слове «матушка», а папа довольно улыбался. – На водке, почитай, вся Россия испокон веков держится.

Я одним глотком опорожнила рюмку, закашлялась. Дышать, как мне показалось, стало легче.

– А что празднуем? – решилась спросить я.

– Обновку празднуем, доча. Гроб я себе купил. Новый.

– А старый гроб никто и не покупает, – встряла мама. – Это, знаешь ли, такая вещь, которая по наследству не передаётся.

Я молча протянула папе свою пустую рюмку, он без лишних вопросов долил мне водку и положил передо мной, прямо на стол, кусочек чёрного хлеба с салом. Мама недовольно поджала губы. Машка подбежала к столу, папа и ей соорудил такой же бутерброд. Мама осталась сидеть на диване, отгороженная от нас невидимой ширмой своей неприязни к происходящему. Она в данный момент осуждала нас настолько сильно, что не могла позволить себе влиться в нашу компанию. Я молча выпила, молча закусила. Как на поминках.

– А для чего ты купил гроб, папа?

– Как это – для чего? Себя порадовать. Это, Васька, после моей женитьбы на твоей маме, счастливой, надо сказать, женитьбы, первая моя самостоятельная покупка. Первая, доча! А так – всё под маминым контролем. Сначала она ссылалась на то, что я деревенский и не знаю городской моды. Потом на то, что так и не стал городским и тяготею ко всему деревенскому. А я, да, так и не стал городским. И не собираюсь. А всю жизнь, все покупки – под диктовку.

Я молча протянула папе рюмку и осмотрела веранду, на которой прошло практически всё моё детство. Это, пожалуй, самая уютная и самая обжитая часть нашего дома. Топчан, на котором сидела мама, был покрыт красивым лоскутным одеялом. Это, конечно, не ширпотреб, не с блошиного рынка, не наследство от папиной деревенской родни. Одеяло эксклюзивное. Мама его специально заказывала. Поверх одеяла, в изголовье, горкой сложены подушки. Конечно же, не в белых накрахмаленных наволочках и не покрытые сверху тюлевой накидкой, но тоже стилизованные под деревенский стиль. Подушки мама тоже заказывала. В одинаковых чехлах, с расшитыми петухами и все разного размера – от мала до велика. В центре веранды – огромный дубовый стол. Неподъёмный. Когда приходящая уборщица скребёт до первозданной чистоты непокрытое лаком деревянное покрытие веранды, стол приходится сдвигать с места в восемь рук. Не меньше. Вдоль стола – деревянные диванчики, стилизованные под лавки. Тоже не абы какие. Все тоже на заказ, под чутким маминым контролем. О всяких прочих бамбуковых этажерках, на которых толпятся разнокалиберные слоники, которые мама совсем неслучайно заказывала во время путешествия по Венеции у тамошних стеклодувов, я и говорить не буду.