Евгений Титов - Игра в мечты

Доминошники у подъезда произносили подобные слова довольно часто, а водители и ремонтники у заводского гаража использовали их совсем не для связки или как вводные слова, а как основу предложения, выдумывая порой умопомрачительные сказуемые. Мечтатель давно эти выражения замечать перестал. Сначала они шокировали, заставляли краснеть, но после мозг стал заменять их синонимами. Не всегда удачно, ведь попадались такие умельцы, как Синицын из трубного – смысл улавливаешь, а перевести не можешь. Нет ничего у мозга на замену, бедноват, что ли, великий и могучий.

Один на один с мечтателем знакомые разговаривали без этих слов, а когда вдруг слово случайно или рефлекторно мелькало в их речи, то смущались и глазами извинялись за это.

«Ну чё, мож по маленькой? Ты откудова? С ремонтного иль с котельного?» – демон (а это был точно он, мечтатель не сомневался ни мгновенье) повернулся в его сторону и увидел нераспутанную удочку. «Ты чё, земеля, бабочек ловишь? Крючок-то куда дел? Проглотил, что ли?» – и зашёлся смехом.

Этот идиотский гогот с прииканием пробудил от грёз девушку. Она повернулась в их сторону, и мечтатель теперь увидел её анфас. Он чуть не ахнул, как она была хороша! Незнакомка Крамского, Алёнушка Васнецова и Мирей Дарк Высокого блондина в разных ботинках смотрели прямо на него. Демон перехватил её взгляд и удивленно протянул: «А-а, вот ты кого здесь ловишь! Чё за цыпа? Наша или ткачиха-бабариха?» Последняя фраза мечтателю совсем не понравилась. Сказана она была серьёзно и деловито. Демон уже забыл про мечтателя, про выпить и порыбачить. Он нашёл себе новое развлечение.

Мечтатель умер. У него остановилось сердце, застыла в капиллярах кровь, мозг запнулся, как первоклассник на трудном слове, живот наполнился льдом, а под ступни кинули шахтёрскую лопату с углями из кузнечного горна. Каким-то полукошачьим, полузмеиным, но грозным и уверенным голосом он вдруг прошипел: «Не сметь!»

«Ангел, изгоняющий дьявола, или дьявол, пугающийся ангельского гнева»… Короче никак нельзя, хотя умный человек поймёт и без названия. Хороший художник на этом полотне мог бы снискать себе мировую славу.

Вид мечтателя был свиреп настолько, что демон тряхнул от неожиданности головой и миролюбиво, почти естественным голосом сказал: «Ладно, ладно, ты чё?» – повернулся и побрёл в сторону берега. Через несколько шагов он обернулся и бросил с вызовом: «А мож, я жениться хотел?!» – плюнул на воду и зашагал дальше.

Мечтатель вернулся к жизни. Всё привычно заработало и задвигалось внутри, только горели ступни ног, и на скамейке у качелей никого уже не было.

На ужин он не пошёл, боясь встретить – не демона, тот наверняка где-нибудь пил или уже напился, – он боялся встретить её. Вдруг слышала, вдруг видела, вдруг поняла, зачем он торчал на причале с глупой удочкой. Было стыдно. Горько и стыдно. Он накинул на дверь крючок, погасил лампу и лёг не раздеваясь.

Вечер был прохладным, но не настолько, чтобы в домике стоял «дубак», как пугал сменщик Володя. Мечтатель лежал под двумя одеялами, согревал горящими ступнями, выставленными наружу, домик и дремал.

День сплошь состоял из стрессов. За самую трудную, самую нервную смену столько переживаний было не собрать. Главное переживание дня мечтатель отгонял от себя. Он выводил его на улицу в шелестевшую рощу, пытался забросить подальше в чёрную воду безымянной речки, закапывал прямо тут под домиком в сыром тяжёлом песке, сажал в последний автобус, уходивший от турбазы в город, чтобы никогда, никогда, хотя бы не сегодня, оно не тревожило его.

Проходило несколько спокойных минут, в которые он задрёмывал, и оно привидением возвращалось, проникало через щели в полу, свернувшись трубочкой, протискивалось в замочную скважину, садилось грустной серой птицей на спинку кровати, шуршало над ухом и забиралось обратно в голову.

Его спас шум на улице: смех, звон гитары и голоса. Там его ждали живые весёлые люди. Из душной дремотной темноты он выскочил на свежий сырой воздух, взлетел из глубин океана под звездное сентябрьское небо огромной сильной касаткой. Он приподнялся на кровати, поправил подушку и приготовился слушать песни и голоса.

За домиком и двумя рядами берёз стоял каменный на два входа барак для размещения начальства. Из управления бывали редко, и высокие ступеньки с директорской стороны облюбовала рабочая молодёжь, приезжавшая почти каждые выходные. Здесь собиралась своя компания, приходили из соседней деревни ребята, девушки-ткачихи из пансионата напротив. На ступеньках они поджидали, пока соберётся вся «стая», пели, выпивали, разговаривали, а потом срывались в лес, где «приземлялись» на всю ночь и встречали у костра рассвет.