Натиг Расулзаде - Псих

Вдруг разом сник, осторожно переставлял ноги при ходьбе, будто входил в холодную воду, отвечал тихо, еле слышно на немногочисленные вопросы, однако, внезапно, ни с того, ни с сего начинал строить рожи непонятно в чей адрес и тут же виновато улыбался, но был впрочем, тихим, не буйным, нет, не буйным, просто странным. Но порой грозно сверкал глазами на задававших вопросы, на обращавшихся к нему по разным поводам, в основном – бытовым; словно грозил сердитыми и загадочными, предупреждающими взглядами: смотрите у меня! Неизвестно, что его побудило сойти с ума в это жаркое лето: то ли вонь при входе на дачу, то ли жара, то ли предрасположенность была издавна, то ли голову напекло под солнцем…

А потом произошло вот что: войдя в море по грудь, будущий пациент психбольницы, вдруг резко развернулся лицом к берегу и стал вещать грозные предсказания о конце света, если человечество не исправится; вещал он малочисленной аудитории зевак на берегу, состоявшей из нескольких мальчишек в черных трусах и парня-продавца вареной кукурузы. Он кричал так громко, что сразу привлек внимание людей на берегу, принявших его крики за вопли утопающего, но вглядевшись и прислушавшись, все поняли, что творится что-то неладное с нервным субъектом, к виду которого на пляже старожилы уже привыкли, а к крикам не привыкли, впервые слышали, чтобы он так кричал. Одним словом, кричал он до изнеможения, так что мальчики, не вникая в текст, вынуждены были побежать и сообщить взрослым, те пришли, прислушались, пошептались и решили вызвать специалистов по психическим расстройствам, которое явно в данном случае наблюдалось, так как при неоднократных просьбах выйти из воды, нервный субъект покрыв всех отборным матом, пригрозил, что утопится, если кто-нибудь вздумает приблизиться.

– Да оставьте его в покое, – предложил один из местных сельчан. – Рано или поздно сам вылезет.

– В самом деле, – согласился другой. – Пусть его покричит. Проголодается – сам выйдет из воды. Оставим его…

Но придя к согласию, все же не оставили в покое.

– А вдруг на самом деле утопится? – возник какой-то умник. – Как нам после этого купаться на нашем побережье?

Позвонили в психиатрическую лечебницу, что находилась как раз в соседнем селе и была известна на всю республику, объяснили ситуацию, заранее предупредили, что могут понадобиться водолазы. Часа через два приехала оттуда машина, два спеца, повидавшие и перевидавшие на своем веку огромное количество психов, так что, несмотря на то, что были простыми санитарами, могли даже ставить диагноз, извлекли бушующего субъекта из моря (для чего, раздевшись до трусов, поплыли шустро, как два средней величины дельфина и настигли объект, уплывающий в открытое море в направление дружественной страны), усадили его в машину, потом неторопливо обсушились, оделись (было заметно, что плавание, совпавшее с их прямыми обязанностями, в этот жаркий день доставило им истинное удовольствие, и они в какой-то мере были благодарны новоиспеченному душевнобольному), залезли в машину, которая долго не заводилась и, наконец, почертыхавшись, покатили вдоль берега моря.

Событие стало поводом для пересудов в селе, и главными героями, естественно, стали члены семьи, приютившие несчастного, и все узнали, что звали его Юсиф.

Главврач в больнице был добрый, мягкий, веселый придурок (каким он показался с первого взгляда новому пациенту), постоянно находившийся в прекрасном расположение духа, и с больными по давней привычке любил разговаривать как с несмышлеными детьми. Он любил повторять своим студентам и всем остальным, не имевшим никакого отношения к психиатрии:

– Запомните – медицина самая темная из наук, а психиатрия самый темный уголок этой темной, еще вовсе не изученной до конца науки.

С ним соглашались. Не спорить же…

Юсифа привели к нему, когда естественным образом у нового пациента от переутомления вследствие многочасового до хрипоты крика иссяк вулкан словоизвержения, так удачно и бурно начавшийся в открытом море. Главврач внимательно и глубоко заглянул в глаза бессловесного, как рыба, больного, содрогнулся внутренне от умного взгляда ничего общего не имевшего с обычно бегающими, сумасшедшими глазами обитателей психбольницы, усомнился, и начал тихим, успокаивающим голосом.

– Медицина, дорогой вы мой, самая темная из всех наук, а психиатрия…

Пациент нетерпеливо покивал, давая понять, что продолжать нет необходимости. Тогда понятливый главврач замолк, продолжая наблюдать за физиономией новенького. А тот в свою очередь так же вполне бесцеремонно вглядывался в лицо главврача, словно отыскивая в нем признаки душевной болезни. Главврач кашлянул. Юсиф отвел взгляд.