Владимир Гаврилов: Миша + Ася

Она произносит это очень испуганно и очень серьезно. Вся его веселость поглощается той безнадежностью, что повеяла от ее слов. Михаил вскакивает, потом снова садится и, остановив себя на полуслове, изрекает:

— Давай чай пить.

Это подействовало на Асю лучше, чем все его возможные убеждения, успокаивания и научная аргументация. Она встряхивается и с виноватой улыбкой начинает разливать чай.

— Миш, ты прости меня—ладно? Ты не сердись на меня… — и искательно заглядывает ему в глаза.

После ароматнейшего чая с мелиссой и с Асиным пирогом Михаил трезвеет окончательно и решает поработать. Он достает огромный «латор» на 9 ампер, разматывает провода… Когда‑то он стащил его из института, чтобы организовать у себя домашнюю лабораторию. С этой же целью заготавливалась и химическая посуда, и другие материалы. Они терпеливо дожидались своего часа, и пылились, и бились при переездах. Свои опыты и эксперименты Миша совершал теперь (пока! — он говорил себе — только пока!) на бумаге да в голове. Он решил стать изобретателем–одиночкой, независимым исследователем, но дальше решения дело никак не продвигалось. А «латор» все‑таки пригодился: Миша подсоединял через него паяльник и запаивал капроновый шнур, предварительно натянутый на проволоку, — раз, два и обруч—держатель женских причесок готов — это называлось у него «паять деньги». За сто обручей он получал от «индивидуала» («капиталиста» — говорила Ася) пятнадцать рублей, а сколько наживались на нем, его не интересовало—каждый получает за свое. В этой работе ему больше всего не нравилось кусать проволоку, протирать ее от масла и ржавчины, но все же это были мелочи по сравнению с тем, что у него появился шанс вырваться из порочного круга (петли! — точнее) бедности и при этом никому не быть обязанным, ни перед кем не унижаться. Сейчас его задача —делать деньги, как можно больше и как можно быстрее, чтобы потом заняться работой для души, а здоровья и сил обязано хватить.

Миша работает ловко, даже красиво —ни одного лишнего движения. Вьется дымок, по комнате распространяется запах плавленого капрона. Ася поглядывает то на мужа, то на телевизор, но в основном изучает подаренную книгу.

— Нет, ты только послушай! — не выдерживает она. — Офламбирить — звучит?

— Это еще что? — он доволен ее восторгу и своему тонкому умению доставлять радость —он молодец! И может, смысл жизни не такая мудреная штука?..

— Опалить, значит. А вот еще — оттянуть…

— Ну это я знаю, —он хохочет.

— Дурак, — смеется и она, —это значит очистить, осветлить что‑нибудь.

По телевизору, после жизнеутверждающего интервью с депутатом, сообщают о коварстве англичан, об их кознях против советских представителей. Михаил лыбится своеобразно. «Когда ты так ухмыляешься, — сообщила ему как‑то Ася, — я знаю, что ты о политике думаешь—тебя за одну улыбку посадить можно». Голос за кадром на весь мир уличает шпионские козни англичан, а чело

век на экране с ловкостью фокусника проникает сквозь стены в нужные места и извлекает необходимые вещественные доказательства.

— Миш, фунт — это сколько, а? А золотник?

— А ведро? А вершок–корешок! — передразнивает он жену. — Погоди, дай послушать, как люди свой хлеб отрабатывают.

Ася недовольно фыркает, показывает ему язык и встает с дивана, направляется к книжной полке. Книги все закрыты газетами, лучшего способа спасти от Куки не нашлось. Она достает четыре тома словаря русского языка и делает выписки. Потом снова погружается в чтение и восклицает:

— Отпад! Марешаль из кур… Говядина по- неаполитански… Соус субиз… Уй, собаки страшные!

Она читает это, не обращаясь к нему, она читает вслух потому, что не в силах не читать. Она зачем‑то коверкает слова, произносит их то с грузинско–армянским, то с еврейским акцентом. Михаил косится на нее, и «политическая улыбка» его грустнеет.

— Миш, хочешь суп грибной с ушками? — Он молчит. —Или самбук яблочный…

— Самбук я ел…

В памяти оживают походы в шикарную ВЦСПСовскую столовую. Слуги народа заканчивали обедать в два часа, и чтобы продукты не пропадали, в столовую запускали всех желающих из близрасположенных институтов и простой люд с улицы. Мишу гнала в эти хоромы язва —институтскую столовую она (язва) терпеть не могла. Но большинство‑то «доедалыциков» были здоровыми и все же рвались сюда с охотой, даже вдохновенно. Остатки с барского стола — сладки! Там Михаил познал вкус самбука, всевозможных запеканок и других достаточно вкусных, диетических и очень дешевых блюд.