Диана Виньковецкая: По ту сторону воспитания

«Произошло два чуда, — сказал семилетний Илюша, — я — школьник и у меня родился брат!»

«Чудо», или брат Даничка, мощным криком огласил присоединение к воспитанию родителей, и Илюша, несмотря на муки ревности («Данилке‑то хорошо, его на чистовик родили, а меня на черновик») и не знания, что придётся делится с братом любовью («Я не знал, что вы его так залюбите!»), через некоторое время рассудил, что у него появился союзник против взрослых.

Союзник круто взялся за воспитание, используя прямые методы воздействия, к которым я оказалась совершенно не подготовлена. До рождения «союзника» моё воспитание шло твёрдым, но мирным путём. Илюша использовал в основном философско–абстрактные рассуждения, стыдил меня: «Твой же Понократ говорил, не обращай внимания на мелочи, мама», упрекал в глупости: «Очень глупые родители мне попались. Мама — дура! Папа — дурак!» Но мощным физическим атакам и нападениям мы не подвергались.

Моё воспитание до рождения «чуда» и «чистовика» было на «слюнявой» стадии, мой воспитатель имел послушный и рассудительный характер, разумное спокойствие и отсутствие порывистых движений.

«Чистовик» моментально показал, что прошло то мирное философское времечко и что Илюшино воздействие всего лишь маленькие цветочные почечки в сравнении с мощным оружием — требовательным рёвом, летанием из угла в угол, плаваньем по воздуху с починкой подмёток на ходу, подчинения и привлечения к себе внимания с гипнотизирующей настойчивостью: «Мама, посмотри! Как я… Не уходи!.. Смотри!.. Будь со мной!» Самостийность разворачивалась с каждым днём всё цветастее!

С рождением Данички пришло воспитание, не от русского корня «питать», а от латинского «вести» и «тянуть».

День за днем приходилось убеждаться в наивности и старых, и новых понятий воспитания. Скорее, я попала в зависимость — я должна учиться жить с чужой волей, должна с ней считаться, приспосабливаться и переучиваться. Как заставить ребенка делать то, что он не хочет? Как научить хотеть?

«Можно подвести лошадь к воде, — как говорится в американской пословице, — но нельзя заставить её пить». Пить воду начала я сама, а «их» (детей) стала водить на водопой.

Глядя на Даничку и его поведение, на его искромётную проворность и шумный характер, у меня стало зарождаться подозрение, что природа всех ценностей противоречива: искание собственной выгоды, стремление к обману — разве это не движущие силы в развитии жизни и истории? Должна ли я его учить ходить по струнке, когда он хочет взлетать и на ходу рвать подмётки? Остановить это задорное сумасбродное движение? Акт неповиновения не есть ли начало человеческой свободы? Как считать? И как смотреть? Очевидно, что искусство воспитания, хоть и возникло с самого появления человека, но остаётся местом, где вопросительные знаки назначили себе свидания.

Если Илюша, стоя у водопойного стенда, три часа выбирает, какой ему взять напиток, то у Данички размышление и действие — единое качество, и он в две секунды делает выбор, выпивает свою банку с какой–нибудь жидкостью и ждёт. Я уже вижу, что он приготовился к Илюшиной банке. Даничка со скоростью света, если она быстрее скорости мысли, просчитывает все свои выгоды.

Что говорить? Не шевелись, Даничка, дай возможность выбрать брату? Не выпивай Илюшин «кока–кол»?

После того как Илюша, наконец‑то, получает из автомата выбранное и начинает пить, присмаковывая и поглядывая на Союзника, тот отвечает:

— Он меня дразнит! Он пьёт, а у меня нету! Я тоже хочу!

Все будто забыли, что своё он уже выпил. Хочет испить из Илюшиной банки.

— Это моя!

— Нет, моя!

— Хорошо, Даничка, купи ещё одну банку на двоих.

Быстро вылетает из автомата третья, и через секунду дно банки сверкает у Данички в руках.

— Даничка мне мало оставил! — хныкает Илюша, и тут же начинается потасовка.

Каждый отстаивает свои права, предъявляет претензии, и, как в конфликтах между странами, проявляются основные стремления человеческой натуры. На чьей быть стороне? Я пытаюсь понять, кто более виновен? Попробуй разберись! Илюша тоже не лыком шит и хочет себе подчинения. Я бегаю из стороны в сторону и призываю к благоразумию. Что толку в моих увещеваниях?! Перехожу туда–сюда, гоняюсь за справедливостью. Союзники тем временем уже давно вместе едят мороженое и празднуют примирение.

Как быть? Как не переходить ни на какую сторону в их конфликтах борьбы за банки, за игрушки, за каждый пустяк?