Диана Виньковецкая - Единицы времени

В Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме, под щитом с двумя золотыми львами и девизом: «Deus conservat omnia», в одной из комнат бывшего дворца Шереметевых, рядом с Белым залом Кваренги, открылась экспозиция: рабочий кабинет Иосифа Бродского из колледжа Маунт–Холиок (Мария Бродская прислала мебель из Америки). Может, кто‑то вдохновится прочитать или написать стихи, глядя на письменный стол Иосифа? А этажом выше выставка фотографа Бориса Шварцмана — портреты знакомых и друзей Иосифа шестидесятых годов. Через бывший Шереметевский сад входишь в зал и начинаешь вспоминать, заглядывать в лица и узнавать.

Большой портрет юбиляра лукаво–ироничный, под царственным взглядом Анны Андреевны, как бы возглавляет это «шествие» лиц. Торжественный Борис Борисович Вахтин. Вот выступает язычески–мистический Владимир Марамзин… Вон, посмотрите! Евгений Рейн в проходе Александринского театра. А это красавицы: Эра Коробова, Ольга Антонова. Анатолий Найман вместе с Дмитрием Бобышевым около Эрмитажа. Метафизически углубленный Юрий Михельсон–Димитрин. Порядочно–серьезный Яков Гордин. Вальяжный Игорь Ефимов, Андрей Битов с обложки своей первой книжки. Отдельные лица, еще несложившиеся, неопределенные, они могут быть и стать кем угодно: врачами, учителями, поэтами, художниками. Может быть, есть маги, читающие в лицах и предсказывающие судьбу?

А вот двое за одной подписью: Яков Виньковецкий, а кто с ним рядом — неизвестно? Это я, Дина Киселева, потом Диана Виньковецкая. Мне нравится мое непредвзятое выражение, но подписи под фотографией нет, что это я. Я бы не возражала быть одним целым с моим покойным мужем Яковом, но время расставило свои разделения, «вплоть до смерти. И после нам не вместе лежать», да и не единение хотели показать устроители выставки, просто до тебя нет никому дела — ни посторонним, ни друзьям. «считайте так, что нас на свете нет». Ведь не только фотографические портреты отображают реальность, но и подписи под ними.

Где‑то посредине зала, когда еще рассматривала портреты, со мной произошло то, что описывает Марсель Пруст в «Поисках за утраченным временем». Как запах домашнего печенья внезапно вызывает у героя воспоминания о событиях прошлого, так у меня этот портретный калейдоскоп вдруг вызвал лавину ассоциаций. Конечно, эти «лавины» неповторимо индивидуальны для каждого отдельного человека и, может быть, для каждого отдельного состояния. Каждое отдельное событие в жизни человека может навсегда исчезнуть, затихнуть, а что‑то может остаться незабываемым моментом. И эти незабываемые моменты вдруг зашевелились, ожили, заговорили… воскресли и унесли меня в воспоминания.

Мне захотелось коснуться какой‑то части моей «лавины» ассоциаций и оттенить свое ощущение климата тех фотографических времен, передать смысл и эмоции некоторых встреч, без претензий на всесторонний анализ судеб круга друзей и приятелей. За каждым лицом стоит жизнь, мои отношения, и каждое из них имеет право на отдельную книгу. Конечно, текстуально я не помню многих диалогов, да и всегда нелепо и смешно читать прямую речь, пронесенную сквозь годы. Но есть отдельные минуты, фразы и слова, которые врезались в память, и пусть они существуют и живут не только в моей памяти, но и на бумаге. Хочу сказать спасибо судьбе, что встретила таких людей, как Яков и Иосиф, и «поклониться их теням».

Иосифа Бродского и Якова Виньковецкого сближал внутренний космос души, мрачное мироощущение, высокая духовность и чувство оторванности от толпы. Один стал широко известен, другой гораздо меньше — (он добровольно ушел из жизни в 1984 году), но для меня они были духовными вдохновителями, людьми с «открытыми окнами», которые помогли мне открыть мои. Они оказали влияние на мое взросление — со временем я становилась сильней через них, вошла в круг их друзей и знакомых, обогатилась знаниями, освободилась от мелкотравчатости, обрела уверенность, ощущение индивидуальности, раскрепощенности, способность к спонтанным реакциям и возвышенную любовь. Всем складом моей духовной жизни я обязана Якову и кругу его друзей.

Не помню, кто сказал, что нет ничего страшнее посмертных комментариев и записок. И это правда: как часто через маленькую призму совсем не видно большого, а разглядываются только микробные мелочи, ведь все события окрашиваются твоей сетчаткой. Вне отношения к себе, конечно, невозможно «вспоминать», и все, что вспоминается, больше говорит о тебе. И бывает невыносимо, когда люди, наделенные духовными дарами и преимуществами, уравниваются суждениями ограниченных людей. Но я рискнула обнажить часть своей сущности — описать свое виденье отдельных событий по отпечаткам памяти, через призму своей сетчатки, своего времени и своей любви. И чтобы не было стыдно перед теми, кого уже нет, я буду в мысленном общении с ними, как с присутствующими. Яков и Иосиф, может быть, и улыбнутся, «читая» это эссе.