Диана Виньковецкая - Единицы времени

И хотя я жила на уровне чувств, а не на уровне знаний, веселилась, пела и плясала буги–вуги с рок–н-роллами и вся моя жизнь зависела от желания любви, все равно я ощутила комплекс культурной неполноценности. Среди сверстников по университету я чувствовала себя вполне комфортно, ощущала даже какое‑то преимущество, особенно перед теми, кто приехал из провинции, из армии, вышел из рабочих. А зачем, собственно, это все знать? Какое это имеет значение? Вроде бы и так не из последних. Однако мне хотелось быть с новыми приятелями на равных, мне не нравилось, что я ничего такого не знаю и не могу поддерживать достойные разговоры. Я хотела бы быть как они. Возникла внутренняя неуверенность, дискомфорт от незнания. Кажется, некоторые комплексы украшают человека?

Только сейчас, насмотревшись, нажившись, наслушавшись, наобсуждавшись, познакомившись с теорией мышления Леонида Перловского (тоже важного человека в моей жизни), пришла к выводу, что мой инстинкт к знанию требовал удовлетворения. Чтобы лучше понимать, что происходит, ты должен вооружиться знаниями, то есть во имя жизни нужно было «обзаводиться внутренними глазами» — читать книги. «Инстинкты склоняли нас к чтению.» Понадобились знания — как способ защиты от мира, чтобы ориентироваться в пространстве, чтобы лучше себя ощущать, испытывать к себе уважение, меньше зависеть от невежественных, да и от вежественных людей.

Перво–наперво я прочла Стендаля. потом Пруста «Содом и Гоморру». Подпольный перевод Кафки. «По своей этике это поколение оказалось одним из самых книжных в истории России — и слава Богу!» Кажется, ты захотела приблизиться к этому поколению.

Возвращаюсь в Казахстан. Мои новые сотрудники–эрудиты — Яков и Слава — получали много писем от разных людей, имена некоторых отправителей мне были известны. Горбовский, Битов, Раиса Берг. (Я привозила в лагерь почту и любопытничала: кому откуда пишут?) Как‑то раз смотрю на письмо Якову Виньковецкому: на конверте странные каракули — обратный адрес надписан по–английски: from Europe — Джозеф. Покрутила конверт, рассмотрела, письмо из Ленинграда. При чем тут Европа? А!.. Мы ведь в Азии! И кто это такой Джозеф, который пишет как курица лапой, такими закорючками из Европы? Только из дальнейшего разговора я догадалась, что это письмо от Иосифа Бродского (этот конверт и письмо сохранились в Яшином архиве).

Слава спросил Якова: «Новые стишки прислал? Что Джозеф пишет о наших? Где Галя Патраболова?» Слово «наши» меня заставило удивиться: кто это такие? Кто к ним принадлежит? Свои люди, свой кружок? Что их связывает вместе? Что в том кружке? Я почти ощутила, что где‑то есть совсем другой мир вне времени, к которому Яков и Слава принадлежали.

Где‑то на первых курсах мы перестали верить советской болтовне, однако отношение к происходящему моих новых друзей вывернуло из головы остатки политических иллюзий. Слава даже как‑то забрался в Главной экспедиции на крышу и перерезал провода громкоговорителя, который вещал на весь поселок советские новости, хорошо этого никто не заметил, а то были бы неприятности. Их индивидуальное ощущение меня восхищало. («Мы были американцами еще до того, как сделали первый шаг по американской земле» — так скажет в интервью Иосиф Бродский.) Меня огорчало только, что они с нетерпением ждали конца сезона, рвались к «нашим», к своим, в свой мир, куда я не входила. Я же никуда не рвалась. (Не рвусь и сейчас, ведь там — буду, а сюда уже не вернусь, поэтому я всегда плыву во временном потоке. пока есть вода.) Наверное, моих новых друзей ждет что‑то невообразимо привлекательное? Для меня же встречи с ними были великодушием судьбы, их беседы, рассуждения — наилучшими моментами. И было так «жаль, что тем, чем стало для меня (их) существование, не стало мое существование для.» них. Я почти самой последней покинула экспедицию.

Впоследствии Яков занимался геологией как наукой о времени. Время, по Канту и Льюису, не подлинная реальность, но лишь форма нашего человеческого восприятия. Яков говорил об ощущении времени как о глубоко индивидуальном процессе, о том, как в течение жизни у каждого человека отношение со временем может меняться. Абстрактная идея времени. у Иосифа. Думается, что с взрослением время идет быстрее, как долго раньше я шла в школу! Это время было так насыщенно, как если бы я проводила его где‑то в заграничных городах. Несколько раз в жизни я испытывала, как время рассыпается. или так мне казалось, но это другая история.