Ника Ферзь - Жемчужина его жизни

Все девочки вокруг – окружение из ее палаты – всегда открыто и бурно реагировали на нянечек, которые приносили на кормление по определенным часам малышей, а Фариде от этого еще больше хотелось залезть в кокон и оставаться там до ночи, когда кругом выключался свет и горели только вечерние лампы в коридоре.

В ее душе тлело равнодушие и серое безразличие. Единственная эмоция вспыхнула только сейчас – надежда на независимость.

Свобода представлялась освобождением от всего: косых чужих взглядов, запрятанной и скрываемой жалости эби, собственной тоски.

Конечно, это был малодушный, трусливый и слабохарактерный поступок, но взять на себя еще одну ношу она не была готова.

Она не настолько самостоятельна, чтобы нести ответственность за себя, а тут еще один рот. Да и чему она может научить этого мальчика? Что она умеет сама? Ни таланта, ни призвания, одно только разочарование.

Фарида поежилась и запахнула на груди плотнее уродливый цветастый халат, выдаваемый всем роженицам.

Нагнулась к своей тумбочке и сложила в пакетик немногочисленные вещи: расческу, зубную щетку с пастой, паспорт. Снова глянула в окно и вышла из палаты, тихонько притворив дверь.

Коридор был ожидаемо пуст. На посту сладко спала, умаявшись за день, дежурная сестричка, опустив голову на сгиб локтя. Шапочка от неудобной позы съехала, обнажив тонкую шейку.

Фарида посмотрела в открытую напротив поста дверь – в палате лежали новорожденные. Просто уйти и не посмотреть на того, кто внутри нее зрел все девять месяцев, она не смогла, несмотря на все свои мысли.

Не задумываясь больше и не теряя времени, боясь, что сестричка проснется, зашла в палату к малышам и обомлела.

Возле кроватки, в которой, как она точно знала, лежал ее сын, стояла женская фигура с распущенными волосами, акварельным мазком белея среди полутьмы, словно бестелесый призрак.

Женщины посмотрели друг на друга, и между ними сразу застыл воздух, хоть ножом режь.

Фариду словно окатило колодезной водой: кто-то хочет навредить ее сыночку!

Материнский инстинкт шарахнул по венам, будто кто-то открыл, наконец, кран на полную мощность, и она в секунду оказалась возле ребенка, отчего женщина отпрянула к двери, а Фарида схватила малюсенький сверток, прижала сильнее к себе, разбудив ребенка, и ощутила, как этот скромный груз становится тяжелым для рук, но легким для сердца.

Сестричка на посту проснулась и заскочила в палату к детям. Мигом оценила ситуацию, начала выговаривать нерадивой мамаше, что находиться здесь запрещено.

Но, разглядев в темноте слезы на лице Фариды, которые она даже не старалась прятать, разрешила немного посидеть на кушетке с ребенком, строго-настрого запретив выходить из палаты.

– Вы знаете, сюда же заходить вообще нельзя. Но я с вами посижу, чтобы уж у самой сердце не болело потом. Сегодня сюда уж раза три была девчонка с «одиночки». Ревет, бедная, а как перестанет, бежит к врачам или сюда, не верит, что ребенок-то у нее умер при родах. Совсем помешалась, бедняжка.

При этих словах Фарида еще теснее прижалась к плачущему сыну, Фариту, и разрыдалась. Уже в голос, не таясь, отпуская свои нелепые мысли о побеге, о ненужности, о ненависти к несчастной новорожденной душе.

1998 год, семь лет назад.

Фарида Фатыхова свой рождения впервые отмечала с таким размахом – со всем полуторамиллионным городом: её личный праздник совпадал с общероссийским. На улице бурлило, искрилось и переливалось весенними запахами 9 Мая.

Фарида шла неспешным шагом, неуверенно оглядываясь кругом. Сейчас, когда она точно знала, что зачислена на первый курс технологического института, можно было и погулять по улицам, посмотреть, наконец, по сторонам, осмотреть город изнутри.

И если все эти годы праздник отмечался в кругу родных, а последние десять лет вообще только с эбикой, в этом году она предупредила бабушку, что хочет посмотреть парад Победы как настоящая горожанка, совершеннолетняя студентка – первокурсница.

Девушка шла и с удовольствием разглядывала красивые яркие флаги, развешанные на фонарных столбах, нарисованный на зданиях символ мира – белых голубей, на яркие цветные ленточки, поймавшие своими кончиками ветер, которыми по давней традиции были украшены деревья на главном городском проспекте.

На тонких веточках яблонь уже завязались крошечные цветы, и усики тычинок источали весенний аромат, кружевом сплетавшийся с визитной карточкой большого города: немного цветочных духов, немного бензина, и совсем чуть-чуть – пыли.