Ирина Говоруха - Хамсин

– Тебе плохо?

Ее вопрос прозвучал так искренне, что Лада расплакалась. Мастер переждала первые слезы, а потом сказала:

– Терпи. На то ты и женщина.

Она ловко обрезала кутикулу и приводила в пример местную пословицу о том, что каждый человек должен жить хотя бы из любопытства. Затем сменила воду и уточнила:

– Муж?

Та кивнула.

– Начинай с себя. Ищи ответы в себе. Значит, он не мог по-другому.

Лада открыла рот, чтобы возразить, но та мягко ее остановила.

– Многое в этом мире от женщины…

В салоне тусовались двое странных мужчин. Оба с удлиненными молодецкими стрижками, одетые по моде 70-х. Они беседовали с хозяйкой, угощали ее печеньем из тхины, обсуждали лечение подагры и тянули головы к телевизору, висящему под самым потолком. На экране с логотипом российского канала «Дождь» Ксения Собчак брала интервью у Иосифа Кобзона. Они стали обсуждать Собчак, акцентируя внимание всех присутствующих на том, что ей вообще не требуется собеседник. Сама спросит, и сама ответит.

Из дальнего угла комнаты за происходящим внимательно наблюдала беловолосая женщина и улыбалась всем лицом. Ее называли тетей Машей и старались вовлечь в общий разговор. На ее ногтях проступал цветочный рисунок, а в ушах – голубые сапфиры из чистого камня, словно вода в японском озер Машу, сохраняющем прозрачность даже на глубине сорока метров. Она поглядывала на заплаканную Ладу и подбадривающе кивала, словно хотела сказать: «Ничего-ничего. Утрясется. Пройдет. Мы все это рано или поздно переживали».

Улица дышала весной. В тесной будке торговали лотерейными билетами. Лавки ломились от разнообразия экзотических фруктов, и Ладе очень хотелось попробовать аргаман – местный сорт винограда, а еще турецкий горох нут. Его перетирают с кунжутной пастой, лимонным соком, оливковым маслом, и получается чисто мужская еда – хумус. Только девушка не знала, как о нем спросить. Поэтому просто читала про себя Окуджаву, как некий напев, если не была занята молитвой или разговорами с Богом.

Тель-авивские харчевни,

Забегаловки уют,

Где и днем, и в час вечерний

Хумус с перцем подают;

Где горячие лепешки

Обжигают языки,

Где от ложки до бомбежки

Расстояния близки…

(Б. Окуджава)

Самолет приземлился в ночь, тарахтя колесами по бетонке. Небо в крупный белый горох напоминало нарядное платье Джулии Робертс в фильме «Красотка». Освещение на взлетной полосе сделали настолько ярким, что можно было разглядеть затяжки на снегу, оставленные неумелым лыжником.

Как только шасси коснулось земли и погасли табло «пристегнуть ремни», на телефон Димки стали приходить смс. Он нервничал и суетливо печатал ответы, сутулясь, словно Квазимодо. Ладу это больше не трогало. Она лишь немного вздрагивала от звуков входящих сообщений и старалась не обращать внимания на его взвинченные пальцы и довольные губы, ползущие до ушей. Когда ответил на последнее и спрятал телефон в задний карман, тихо, но твердо, сказала:

– Вещи заберешь завтра. Я все упакую в чемоданы, а сейчас езжай к ней.

Димка побледнел и кивнул. Потер темное пятно на колене. Он за время полета дважды проливал на себя кофе. Посмотрел на ее апатичное лицо, крепко сжатые кулаки и пристыженно опустил голову. Достал свой неопрятный паспорт и старенький дорожный рюкзак.

Домой ехали порознь. Лада взяла такси.

Зима из Киева уже уползала, причем – задом наперед, и начиналось унизительное межсезонье. Погода не могла устаканиться и от этой нестабильности рыдала по ночам. Утром шмыгала простуженным носом и страдала хроническим гайморитом. Наваливалась сыростью, сумбуром, сухотами. Серая вода расплескивалась по тротуарам и постоянно выходила за контуры луж. Мраморные облицовочные камни уже несколько месяцев не просыхали и боялись осложнений типа пневмонии.

Люди старались поскорее юркнуть в заплеванные, но теплые подъезды, подняться на свой этаж, в квартиру, встать под душ и долго поливать себя кипятком. Никто уже не обращал внимания на красочные афиши и рекламные щиты. На то, что скоро в модной галерее откроется выставка «Украинский эротизм». Все озаботились психикой расстроенной погоды.

Одни вечерами спасались вязанием, крутя амплитуды толстыми спицами. Другие обкладывались кроссвордами и выворачивали наизнанку Google. Третьи основательно прилипали к телевизору или к содержимому холодильника. Лада в свободное время утюжила белье. Одновременно горячей подошвой утюга разглаживала воспоминания, а затем выпаривала и уничтожала. Наутро они появлялись, как ни в чем не бывало, словно и не было таких несовместимых с жизнью ожогов.