Хелен Брукс: Перешагнув пропасть

Сэнди молча пожала плечами. А что здесь скажешь?

— Нам с братом Андре рассказали о романе Эмиля с вашей сестрой где-то полтора года назад, когда роман только начался. И я просил Эмиля быть поосторожней.

— Да уж, не сомневаюсь, — проговорила Сэнди резко, и он с сожалением покачал головой.

— Вы неверно меня поняли.

— Разве? Как же прикажете вас понимать?

— Это не мой секрет.

— Да уж, конечно! Но это не смешно. Я не верю, что…

— Ну, ясно, причина имелась, и в тот момент она казалась уважительной. Сообщение Эмиля о том, что он намерен жениться, было принято не очень хорошо. Правда, мы с Андре решили, что, раз дело сделано, пусть события идут своим чередом. Время — лучший врач, в конце концов.

— Что же вас не устраивало? То, что Эмиль женится на девушке не вашего круга? То, что она не француженка? Насколько я знаю, жена Андре — дочь какого-то графа. Видимо, ее приняли с распростертыми объятиями?

— Мы говорим не об Одиль.

— А разве мы вообще о чем-нибудь говорим? Вы еще не сказали ничего существенного, вы только разглагольствуете. Мне кажется, вам в самом деле лучше уйти.

— Я не уйду, Сэнди. — Глаза его превратились в острые черные ножи. — И вы меня выслушаете. Есть кое-что, что я не вправе открывать, но поскольку Энн станет членом нашей семьи…

— Если еще станет, — перебила Сэнди. — Это ей решать.

— Согласен. — Его черные глаза снова впились в ее серо-сиреневые. — Решать будет она, и только она. Я рад, что вы это понимаете.

— Вы совершенно правы, — ответила Сэнди, подавив в себе желание плеснуть чаем в смуглое, с тонкими чертами лицо. — Если б могла, я бы и близко не подпустила ни одного Шалье к моей сестре. Но она взрослая женщина, и это ее дело. Она очень любила Эмиля, однако его родители сильно обидели их обоих. Не знаю, как это повлияет на ее решение.

— Эмиль любил родителей, — мягко перебил ее Жак. — Они его тоже любили. Мне сейчас тридцать шесть лет, брату Андре — тридцать четыре. Эмиль родился намного позже, он был «младшеньким», и мать его обожала.

— Ваша мать проявила свою любовь странным образом. — Сэнди не замолчала бы даже под угрозой смерти, но, к ее удивлению, Жак отреагировал спокойно. Глаза его не загорелись гневом, он пристально посмотрел на свою собеседницу, встал, пересек комнату и остановился перед ней. Сэнди тоже встала — было слишком неудобно спорить с ним, сидя в старой качалке, — и, гордо вскинув голову, уставилась в красивое лицо.

— Ваши гнев и презрение понятны, — пробормотал он, как бы обласкав ее лицо своим бархатным взглядом, — вы стараетесь выглядеть бывалой, жесткой женщиной. Можно подумать, что вы работали над этой ролью. — (Сэнди промолчала.) — Однако ваши глаза говорят совсем о другом. Зачем вам этот панцирь, Сэнди Гоздон? Что в вашей жизни случилось такого, что заставляет вас видеть только мрачную сторону вещей?

— Просто я вижу, что творится у меня под носом, — ответила Сэнди. — И я не люблю, когда меня умасливают. Если я, по-вашему, мрачная и жесткая, значит, я такая и есть.

— Не думаю, что вы всегда были такой, — мягко возразил Жак. — Мне кажется, это маска, и вы боитесь ее снять. Может, я ошибаюсь.

— Очень ошибаетесь. — Она знала, что врет, но выдержала его взгляд. А может, не так уж и врет. После Айана и всего, что с ним перенесла, она предпочитала держать людей на расстоянии. Особенно мужчин. Но что же в этом плохого?

Он улыбнулся так, словно она скорее подтвердила его мысли, чем опровергла.

— Я вернусь вечером и буду говорить напрямую с Энн. Если вы позволите, разумеется. — Это было сказано даже робко.

— Мнение Энн совпадает с моим. — В душе Сэнди были сомнения на этот счет, потому что Энн, она знала, обладает мягким характером — ее ничего не стоит уговорить. Она всю жизнь избегает конфликтов. А в руках этого мужчины она будет податливой, как воск, еще и потому, что он так похож на Эмиля.

— Посмотрим. — Черные бархатные глаза вдруг стали безжалостными. — Но я изложу свои соображения именно ей, без учета вашего согласия или несогласия. И буду тверд, вы меня поняли?

— Прекрасно поняла, — процедила Сэнди сквозь зубы.

— Вот и хорошо. — Протягивая руку, чтобы попрощаться, он улыбнулся, чего она не смогла сделать.

Ей не хотелось к нему прикасаться, но в душе ее шла борьба: Боже, как он красив, наверное, для некоторых женщин просто неотразим. Но не для нее. Нет, нет. Она слишком обожглась в свое время на красавцах. Она вспомнила мужчину, который тоже думал, что стоит ему улыбнуться — и все будет так, как он захочет.