Хелен Брукс - Ночная гостья

— До сих пор поверить не могу в то, что ты действительно увольняешься, Джина.

— Однако это так. Другой возможности не будет. Сегодня мой последний день.

— Я надеялась… Нет, я просто была уверена, что ты передумаешь! Такое чувство, будто ты работаешь здесь целую вечность. И я даже представить не берусь, что завтра ты не придешь в этот офис, — драматически заключила младшая коллега.

— Именно поэтому я и увольняюсь, Натали… Не могу же я в самом деле сидеть за этим столом вечно. Пора что-то менять, — рассудила Джина Лейтон и широко улыбнулась.

Не пристало выносить на суд младших сотрудников свои истинные мысли, тем более горести.

Последние одиннадцать лет действительно кому-то могли показаться вечностью. Именно столько Джина Лейтон проработала в этом офисе, придя в него с университетской скамьи в возрасте двадцати одного года. За время своей работы на «Бридон и сын» она стала неотъемлемой частью компании, словно кирпич в стене или патрон в обойме, как любят говаривать на всяческих корпоративных тренингах. И все эти годы Джина демонстрировала неослабевающий интерес к своему делу, искренне болела им, так что ее намерение уволиться стало для коллег настоящим шоком.

Натали, вновь изобразив на лице уныние, пролепетала:

— Ну, не знаю, как я смогу поладить со Сьюзен… Она совсем не такая, как ты.

— Разумеется, не такая, — спокойно отозвалась Джина. — Но, уверена, вы найдете общий язык. И все у вас пойдет нормально. Иначе и быть не может, — ободряюще добавила она.

Слова уверения не были пусты, весь последний месяц Джина вводила Сьюзен Ричарде в курс и была в ней полностью уверена. Среди ее подчиненных дураков не водилось, это Джина знала наверняка, даже Натали на своем месте обнаруживала похвальную сообразительность и расторопность. Просто Натали имела странную особенность казаться глупее, чем она была от природы. Этому способствовали ее легковесные комментарии, чрезмерная эмоциональность и банальная болтливость, которая утомляла всех, кроме нее самой. Но в рамках функций, определенных для нее Джиной, Натали проявляла должное усердие и обязательность, а большего от нее никто и не требовал. Ну, иногда все же приходилось ей отдельно растолковывать какое-то задание. И Джина не считала это зазорным, тогда как Сьюзен порой позволяла себе выйти из берегов, побушевать немного и, только успокоившись, объяснить Натали в доступной для той форме, что же от нее требуется. Это создавало некоторую напряженность в маленьком, преимущественно женском коллективе.

Джина по мере сил пыталась бороться с проявлением неуважения друг к другу. Профессиональные переживания коллег она воспринимала как свои собственные. При этом умела сохранять беспристрастность и никогда не заводила любимчиков.

Но теперь, в свой последний день, Джина чувствовала удивительное ко всему безразличие и понять не могла, как болела всей этой суетой долгие одиннадцать лет своей жизни. Чувствами своими она была уже устремлена в будущее, которое становилось ближе с каждой минутой. Казалось, что с грядущим освобождением неимоверный груз спадет с ее плеч. И даже голоса коллег доносились до ее слуха приглушенно.

Она с нетерпением ждала того мгновения, когда покинет офис «Бридон и сын» в последний раз с тем, чтобы никогда сюда не возвращаться.

Джина не была сентиментальным человеком, любящим барахтаться в воспоминаниях, идеализируя прошлое, как какую-то сказку. Всякое случалось за эти одиннадцать лет, и плохое и хорошее. Ей было за что благодарить судьбу, ей также было в чем упрекнуть себя.

Тем более подстегивало ее нетерпение вырваться отсюда, мысль о том что прощалась она не только с маленьким кусочком вечно бурлящего Йоркшира, где родилась и выросла, заводила друзей, расставалась, имела любящую семью…

Этим увольнением Джина одним махом меняла весь уклад своей жизни. Впереди ее ждал Лондон, новая работа, новая квартира, новый круг общения, новые интересы, привычки, увлечения. Новое все!

Именно так рисовалось ей будущее — крупными радостными мазками. Она понимала, что это очень по детски, так предаваться иллюзиям предвкушений, но не останавливала себя. Она была молода, энергична, предприимчива. И этого, по ее убежденному мнению, было достаточно, чтобы заполучить если не весь мир, то хотя бы интересующую ее часть.

Джина чувствовала внутри себя волнение первоклашки. Она хотела насладиться этим ощущением, понимая, что с годами оно будет посещать ее все реже и реже. Поэтому она тихо обратилась к Натали, которая, похоже, не собиралась замолкать, торопясь излить Джине все, пока та не покинула их навсегда: