Мина Уэно - Повести

Да, вот это про него. Так чего же отклоняться от привычного хода вещей?

К тому же Марк и не собирается с ней знакомиться. Он здесь ненадолго. И… к чему ей эти проблемы?

Его последние отношения, как всегда, печальные и скоротечные, закончились ссорой в баре, погромом и вызовом полиции.

А эта девушка выглядит вполне счастливой. Симпатичной. У нее широкая красивая улыбка и вьющиеся волосы. Возможно, она старье собирает. А он еще что-нибудь сломает у нее, чего не сможет потом купить.

Марк поджимает губы и качает головой, сам не понимая, как зашел мыслями так далеко, что уже сам себя пригласил в ее дом.

Однако… однако все ж ему любопытно. И это ощущение, после нескольких дней беспросветного равнодушия ко всему, дарит ему чувство легкой окрыленности.

Она заканчивает завтракать и исчезает из поля его зрения, прикрыв перед тем ставни.

Весь день Марк мается от безделья. После обеда все же решает поработать. Отсылает проделанную часть работы, чувствуя себя на порядок лучше: хоть какое-то дело. От мыслей о прогулке он поначалу отказывается, но все же после ужина устраивает себе вылазку.

Он бестолково ходит вдоль улицы, сунув руки в карманы куртки и заглядывая в окна всевозможных магазинчиков: от павильона с шоколадом со всего света до лавки с цветочными горшками ручной работы, но никуда не заходит – не хочет привлекать к себе внимание дружелюбных продавцов.

Этот город точно его недолюбливает. Узкие мощеные тротуары не дают ему ни неспешно пройтись, ни развернуться, не помешав при этом другим пешеходам, а их тут по вечерам, оказывается, порядочно. Он чувствует себя неповоротливым бревном в веселом обмельчавшем горном ручье.

На углу улицы Марк обнаруживает булочную. Ее запахи дразнят обоняние, но он не смеет зайти. Сквозь незашторенные окна виднеется плотная очередь перед прилавком – это его и отталкивает. Он высокий, плечистый; в таких небольших помещениях все взгляды на какое-то время неизбежно обращаются к нему, и перспектива стоять под прицелом нежелательного внимания, прижатым к другим страждущим, его совсем не прельщает.

Марк возвращается в квартиру ни с чем.

Но теперь всё вовсе не так беспросветно, как было еще вчера. Он не понимает причины своего душевного подъема. Ни когда перекусывает перед телевизором, ни когда вновь берется за строчки – больше от безделья, – ни когда подумывает отправиться спать.

Понимание приходит к нему, лишь когда он различает уже ставшие привычными звуки проигрывающейся пластинки. Марк торопится на лоджию и с чуть заходящимся сердцем открывает окно и выглядывает…

Чтобы вновь увидеть лишь темнеющий оконный проем и открытый ящик на подоконнике, из которого и звучит незатейливая, будто шутливая песенка об обыденности жизни и об этом городе. Но никто не показывается ему, и это вызывает досаду.

С чего-то он успел придумать себе, что она знает о его появлении. Но ведь может так статься, что он просто наблюдает за чужой жизнью. И это никакой не диалог.

Наверное, она даже не догадывается о том, что кто-то ждет, когда она заведет в очередной раз пластинку.

Под неспешное пение он начинает задумываться о том, кто она такая.

Он видел ее дважды. Девушка казалась ему довольной своей жизнью. Насколько он вообще мог об этом судить. Наверное, работает где-то неподалеку. Возможно, в одной из тех лавочек, что он видел вечером на улице.

Внезапно эта мысль оказывается очень волнующей, стоит ему только представить, что он мог встретиться с ней сегодня лицом к лицу. Она-то бы и не поняла, кто он такой, зато сам Марк мог бы увидеть ее вблизи, возможно, поздороваться и попросить помочь ему… – с чем там? – с выбором горшка, например.

Даже в его мыслях выходит убого. Но он с легкостью может представить, как она улыбнулась бы ему в ответ, – он уже видел ее яркую белозубую улыбку, – как любому другому покупателю, и как заговорила бы. В его воображении ее голос похож на тот, что пел сквозь громкое потрескивание в его первое утро здесь: мягкий, но живой, чуть осипший и певучий.

И тут пластинка заедает. Это действует отрезвляюще. Марк выпрямляется и вновь пристально вглядывается в окно соседнего дома: он только что заметил движение рук, подхватывающих короб с подоконника и уносящих его вглубь мансарды.

Марк даже прищуривается, но ничего больше не может различить, а музыка тем временем вовсе смолкает.

Он еще медлит несколько мгновений, с волнением всматриваясь в темноту и прислушиваясь к тишине, но потом начинает чувствовать себя глупо. Закрывает окно и покидает лоджию.