Пятиклассники нас заложили Лариске, и она влетела в туалет мячом боулинга; толпящиеся у кабинки наблюдатели разлетелись в стороны как кегли. Не помогла последняя попытка Кристины спрятать «электронку» за унитаз – все улики найдены на месте преступления и обезврежены…
Родители были вызваны в школу, как на мобилизацию. Не успели мы вдоволь насладиться выбросом адреналина, который у меня вызвал жуткий спазм в животе, а у Кристины – приступы смеха и рыданий, как наши предки уже сидели у директора в его кабинете, скорее похожем на тренерскую. Родители были комбинированные, у Кристи папа, у меня – мама. Валентин Петрович сверху похож на амбала, а снизу – на Кимерсена. Ручки короткие с толстыми пальцами еле сходились на столе, круглая голова немного дергалась вправо, как у братков, когда они перед битвой разминают шею. Кристина знала, что это недобрый знак. Папаша, бывший спортсмен, был нетерпим к вредным привычкам, на все подростковые выходки у него был один комментарий: «убил бы», но Кристину не трогал, хотя она в свои шестнадцать все перепробовала – розовые волосы, пирсинг, алкоголь и вот теперь вейпы. Но наказание было куда суровее, чем элементарное убийство. Кристину заставляли учиться! За грандиозным рыком отца, угрозами уничтожения ее как вида следовала армия репетиторов – когда один обувался в прихожей, второй уже звонил в дверь. Это был настоящий Кристинин ад!
Моя мама, – человек слабохарактерный, и поэтому меня ждали дома лишь слезы, которые плавно от моей павшей души переходили к ее печальной судьбе. Мама патологически не умела быть счастливой; даже когда удача подавалось ей на блюдце с каемочкой в виде влюбленного дяди Паши, она заливала это блюдце слезами, и «прекрасное далеко» тонула в нем, как обручальное кольцо в море. Многим мужчинам нравилась ее маленькая детская фигурка, бледное личико с ясными глазами, но долго быть с ней они не могли – почувствовав, что их жизнь превращается в роман со скорбным концом, через полгода сваливали к розовощеким толстушкам. Мама потом долго сидела с планшетом, листая фотки ВКонтакте или инстаграме, где ее возлюбленный плотно обхватывал талию своей мадам на фоне плескающегося моря, вздыхала, пила вино и пускала слезу жалости к себе. Я думаю, именно ее уныние и сделало меня такой, как я есть – скрытной, ироничной и по-своему сильной.
Голос директора, Николая Васильевича, в народе его называли Гоголь, был скучен, фразы-клише звучали казенно и неубедительно. Не надо быть Холмсом, чтобы определить круг его интересов. Футбольный мяч под столом стал его талисманом и предметом школьных насмешек, он постоянно незаметно касался его правой ногой, перекатывая в угол. После вызова к директору Макс когда-то прокомментировал: «3:2 по пенальти в пользу Гоголя». За системным блоком спрятались небольшие гантели, кубки школы любовно выставлены на полках, и, видно, пыль с них все-таки иногда протиралась, зато документы в папках были сложены неряшливой кучей в углу; казалось, еще одна высокая нота Лариски, и они скатятся лавиной со своей бумажной вершины. Гоголь был похож на человека, взятого в плен Министерством просвещения и выполняющего свои обязанности по принуждению. Серым кардиналом, конечно, была Лариска. Она начала, как обычно, с чревовещания, постепенно по мере самовнушения о степени чудовищности нашего поступка тон становился выше, лицо краснее, глаза круглее. Закончилась речь угрозой сдать нас в компетентные службы, чтобы нами занялись профессионалы. Напоследок она задержала на мне свой змеиный взгляд, и я почувствовала, как на моем лбу выжигается невидимая метка, – так я пополнила список неблагонадежных. Схема обработки одна и та же, только вот быть героями этих сцен у нас в школе вовсе не жаждали. Злопамятность Лариски многим подпортила жизнь и аттестат.
Нас отправили обратно в класс, а с родителями еще долго проводили разъяснительную работу. Отец Кристи был уже с иммунитетом, а я переживала за свою маму, как бы она снова не откупорила бутылку красного под яркий мир инстаграма, ознаменовав новую полосу уныния.
Когда мы вошли в кабинет, одноклассники проводили нас разными по содержанию взглядами, точнее, смотрели в основном на Кристину. Ее пухлые губы от слез прямо вывернулись наружу, тушь на глазах смазалась, получились стильные черные ореолы, и даже красноватый носик ее не портил. Волосы у девчонок в основном длинные, и, хоть нас заставляли их убирать, они на более либеральных уроках сами распускались по плечам шелковым покрывалом; при этом у всех на руке браслетиком приготовлена спиральная резинка, и каждая может за секунду отработанным жестом собрать их в пучок. У Кристины волосы самые клевые – гладкие, грамотно подкрашенные, медового цвета, они красиво движутся, когда Кристи убирает их с лица. Своей фирменной походкой, как будто обходя невидимые препятствия, Кристи прошла на свое место рядом с Максом; тот похлопал ее по спине утешительно. Меня за этим феромонным фейерверком никто не заметил, и я метлой, как мне казалось, крайне неловко, метнулась за свою парту.
Читать дальше