По дому разносился бодрящий запах свежего кофе. Не принимая во внимание протесты Марии, Роза поставила перед ней огромную тарелку омлета с помидорами и кружку горячего кофе. Легкий, неосязаемый пар струился над глянцевой поверхностью, а ноздри сами непроизвольно потянулись вдохнуть аромат.
– Это хороший кофе. Очень хороший. Джулиано привез из Неаполя, – пояснила Роза.
Маша пригубила маленький глоток, немного подержала во рту. Вкус почувствовался не сразу, сначала небо обожгли грубые древесные нотки, затем веером раскрылись ванильные, сладко-цветочные. Под пристальным взглядом Розы Маша выпила всю чашку, заслужив при этом одобрение со стороны всех членов семейства Тонини, и с удовольствием отметила, что напиток ей понравился. Он не был горько-отталкивающим или приторно-сладким, он был… как Италия – восхитительным!
После завтрака Франческо отправился заводить грузовичок, а Марио пригласил Машу в гостиную.
– Ты замечательно выглядишь, моя донна. Просто чудесно! Как спалось? Хорошо? – Он тянул ее присесть на диван, нежно прижимая руку к груди.
– Хорошо, – Маша смутилась. Она смущалась всякий раз, когда слышала подобные комплименты, сомневаясь в правдивости того, кто их произносил, непроизвольно следуя желанию не принимать все на веру, а главное, не отвечать глупой улыбкой и безвкусным «спасибо».
– Мы с Франческо уедим сегодня на целый день. Приедем поздно. Ты не будешь скучать? Тебе что-нибудь нужно? – Он мягко тянул ее к груди, а она также деликатно пыталась сопротивляться.
– Нет. Все хорошо.
От Марио исходил тонкий мужской аромат туалетной воды, в котором Маша, в отличие от Лоры, всегда путалась и никогда не могла точно определить – Armani это или Gucci, ссылаясь на отсутствие профессионального обоняния парфюмера. Но запах Марио напоминал осенний, мокрый лес, свежесть ручья, поросшего мхом, и еще какие-то цветы, название которых Маша не помнила, а помнила только цвет: ярко-желтый. Она наклонилась ближе, чтобы вдохнуть новый аромат, а Марио, неверно оценив ее жест, воспользовался моментом и поцеловал в щеку. Невинный, поспешный поцелуй, словно касание южного ветра, тронул женское сердце. Но коснувшись в ответ колючей щетины, Маша непроизвольно вскрикнула и поморщилась.
– Что такое? – Глаза Марио превратились в два огромных блюдца.
– Riccio! Ежик!
– О, Мадонна!
Он испуганно потер небритую щеку, но блаженная улыбка уже расползалась по довольному лицу. С первого дня, как эта женщина переступила порог его дома, Марио, словно двенадцатилетний мальчишка, мечтал о ее поцелуе и, наконец, дождался!
Провожая отца и дедушку, Пэскуэлина выбежала за грузовиком на дорогу, Марио с довольной улыбкой до самого поворота махал внучке рукой, а Франческо, усмехаясь глупому виду отца, скалился белозубой улыбкой, за что и получил легкий подзатыльник.
Все утро Роза обучала гостью тонкостям итальянской кухни. Женщины обменивались простыми фразами, но если требовалось подробное разъяснение, выручал планшет и Пэскуэлина. Девочка являлась неотъемлемой частью всей суеты и обучающего процесса в целом. С неподражаемой мимикой она поясняла значение новых слов, и стены дома многократно содрогались от громкого хохота, который через открытые окна вырывался наружу. Заслышав его, проходившие мимо жители Сан-Стефано удивленно останавливались, с любопытством осматривали дом Тонини, откуда неслось неоправданное веселье, покачивали головами, то ли осуждая, то ли одобряя, и шли дальше.
Во всем процессе самым сложным оказалось разведение огня в настоящей печи, колоритно вписавшейся в кухонный гарнитур между газовой плитой и мойкой. Квадратное сооружение с полукруглым верхом, откуда выходил один конец черной трубы, а другой исчезал в закопченном потолке, Маша посчитала простой атрибутикой итальянского интерьера, как дань уходящей старины, и приняла за украшение деревенской кухни. Но под печкой в широкой нише имелись настоящие дрова, а в углу стояла кочерга, щипцы и два ухвата разной длины. Привычным жестом Роза убрала с печи полукруглую заслонку, сверху скомканной бумаги и сухой щепки положила пару поленьев, подожгла.
Постепенно кухня наполнилась легким запахом горелой древесины. Он напомнил Маше зимние вечера, когда вдвоем с бабушкой они уезжали из Москвы на дачу, чтобы встретить Новый год. Дачная печь занимала почти четвертую часть кухни, топилась заготовленными с лета наколотыми дровами, и от ее тепла Маше всегда становилось хорошо и спокойно. За окном сыпал пушистый снег, крепчал морозец, рисуя на окнах вихрастые узоры, а они пили травяной чай с липовым медом и слушали старые пластинки на довоенном граммофоне, который бабушка берегла пуще глаза…
Читать дальше