Елена Чутская - Когда цветет олива

– Пахнет приятно. – Франческо со свистом втянул ноздрями воздух, чем смутил Машу, и также протяжно выдохнул. – Знакомый запах. Что это?

– Это запах моих любимых баклажан. – Марио под пристальным взглядом внучки звонко поцеловал женскую руку. – Ты просто волшебница, Мария!

На голос хозяина прибежал радостный Ричи, оглушая всех присутствующих громким лаем. Его вымытая, расчесанная шерсть лоснилась от блеска, а пушистый хвост походил скорее на беличий, чем на собачий.

– Святая Мадонна! – изумился Марио. – За семь лет не видел такого красивого пса. Вы что с ним сделали?

– Ничего. Только вымыли и все!

Пока Пэскуэлина, усевшись к деду на колени, вела оживленный разговор, пересказывая события прошедшего дня, Маша спокойно освободила часть стола от корзин с инжиром, постелила накрахмаленную скатерку и быстро расставила перед мужчинами столовые приборы. В посудном шкафу отыскались белые тарелки, вилки, ножи, граненные стаканы для вина и само вино в широком графине с изогнутой, узкой горловиной. В плетеной хлебнице она выставила нарезанный ломтиками кафоне с хрустящей корочкой и целую миску свежей зелени с молодым луком. Отец с сыном только молча переглядывались, посылая друг другу немые вопросы, потому что тарелки Маша, конечно же, перепутала и по незнанию взяла не повседневные, а праздничные с золотым напылением по окантовке. А когда из духовки появился глубокий противень с овощным рагу, залитым моцареллой, Марио и вовсе грешным делом понадеялся на примирение с Карлой, потому что только она могла принести в его дом свежие овощи и зелень.

– Я купила это у Бартоло, – пояснила Маша, заметив удивленные взгляды мужчин.

– У какого Бартоло? – Франческо едва разобрал ее произношение, но имя услышал четко.

– На голове бандана. – И она демонстративным жестом повязала незримый платок на свою голову.

– Отец, это Бартоло Кочетти! – Франческо от возбуждения даже бросил вилку на стол.

– И что с того? – Марио втягивал носом дразнящий аромат. Ему хотелось есть.

– Как что с того? – не унимался сын. – Этот заносчивый Бартоло в прошлом году чуть не развалил наш каменный забор в конце ограды. Со всей дури въехал в него своей повозкой! После того случая Карла перестала покупать у него овощи.

– Где ты видишь Карлу? – при упоминании имени сестры теперь вспылил и Марио. – Она отказалась приходить в мой дом. Кто теперь будет выращивать овощи? Ты? Или Роза?

Франческо опустил взгляд. Нет, заниматься огородом ему совсем не хотелось. Пусть лучше женщины возятся с укропом и помидорами.

– Уще я ела сегодня печение Лучианы с козьим молоком. Очень вкусно, папочка! – вовремя похвасталась Лина, словно поджидала удобного момента. – Карла никогда не поила меня таким вкусным молоком.

– Откуда молоко? – поинтересовался уже Марио, указывая на пустой кувшин.

Мария растерялась, почему-то смутилась и принялась лихорадочно вспоминать имя старичка в примятой кепке, которое по естественным причинам всего нового и незнакомого вылетело у нее из головы.

– А… Алье…

– Алфредо?

– Да! Алфредо!

– Алфредо Бренцони! – захохотал Францеско, похлопывая отца по плечу.

Пришло время смутиться Марио. Даже сквозь двухдневную щетину проступили красные пятна.

– Что за глупости, Франческо? Что подумает о тебе Мария? К чему этот смех!

– А ты расскажи ей про Беттину, – предложил сын, незаметно подмигивая взволнованной Маше.

Но она улыбалась такой обескураживающей улыбкой с намеком на полное непонимание всего разговора, что Марио облегченно вздохнул и мысленно поблагодарил Святую Мадонну за ниспосланное счастье.

После шести часов Роза влетела на кухню и набросилась на Пэскуэлину. Девочка стояла на высокой табуретке возле самой плиты, сосредоточенно помешивая в медном чане густое варенье. Хитрая Лина, хоть и значилась пяти лет отроду, но даже в таком возрасте смогла предугадать, как отреагирует мать на ее выходку с Карлой. Отца, который боготворил дочь с утра до вечера, втайне от жены прощая все шалости и проступки, Лина не боялась. Но мать вызывала в ее мятежном сердце противоречивые чувства, и наравне с безграничной любовью закрадывался панический страх, от которого девочка никак не могла избавиться.

Роза знала о легкомысленном попустительстве мужа, поэтому непростое воспитание Пэскуэлины полностью легло на ее плечи. Но женское сердце подсказывало, если дочери позволить безграничную свободу и все время закрывать глаза на неоправданное поведение, то через несколько лет никто не справится с упрямой девчонкой. Многое ей прощалось, но такого открытого протеста как сегодня Пэскуэлина никогда не допускала.