Где-то из глубины комнат доносились музыкальные трели. Мелодия казалась до тошноты знакомой и навязчивой, а в руках чего-то не хватало, чего-то привычного, неотъемлемого, ставшего частью тела, продолжением руки. Телефон! И спустя пять минут беспрерывного повторения легендарной «Besame mucho», Маша спохватилась и побежала в спальню на розыски смартфона.
Сын звонил всего один раз, а Лора тридцать семь. Ей не терпелось узнать все до мельчайших подробностей в красочных описаниях и интимных откровениях. Маше пришлось уступить и потратить целый час сначала на душевные излияния, затем на выслушивание рационализаторских предложений и дельных советов. Лора била все установленные рекорды, поучая женским хитростям, чтобы произвести на Марио эффект разорвавшейся бомбы и поразить прямо в сердце. Сознательно Маша обошлась без лишних откровений о первом вечере, когда сеньор Тонини практически предложил ей остаться в его доме навсегда, предвидя вопрос: а в качестве кого, собственно? Лора никогда не останавливалась на достигнутом и обязательно спровоцировала бы ее своими умными советами сделать что-то глупое, из ряда вон выходящее.
За разговором глухой стук входной двери остался без внимания, а по гостиной плитке протопали детские ножки. И только упоминание собственного имени вытащило Машу из телефонной трясины.
– Лора, я перезвоню!
На пороге спальни в розовой кофточке с диснеевским Микки Маусом по всему покрою и в сандалиях на босу ногу, но почему-то без юбки и привычных колгот, стояла Лина.
– Мария! Я ушла от Карлы! – В подтверждение своих слов девочка показала сначала на себя, потом два пальчика пробежались по воздуху перед самым носом Маши, и прозвучало имя Карла. – Capito? 24 24 Поняла?
– Поняла, – вздохнула Маша, усаживая к себе на колени дрожащую Лину. – Убежала. А юбка где?
Та только отмахнулась рукой, обхватив за шею добрую Марию, прильнула к ней худым тельцем и сразу же перестала дрожать…
Все утро из своего окна Роза наблюдала за русской гостьей. Проснувшись еще до рассвета, она долго лежала с открытыми глазами, раздумывая над словами Франческо, и та смелость, с которой она вечером так уверенно объявила мужу о желании привлечь Марию в качестве няни Пэскуэлины, с первыми проблесками восхода полностью испарилась. Более того, в доброе сердце Розы закрался испуг, а за ним малодушное сомнение – стоит ли и дальше поддерживать дружеские отношения с русской или, как советовала Паола, проходить мимо, не обращая на нее внимания.
Выждав время, она удостоверилась, что Мария ушла со двора, и решила до работы отвести Лину к бабушке. Карла встретила невестку на удивление вежливо, предложила кофе и нежный козий сыр, который покупала у соседа. Ей очень хотелось узнать последние новости, выяснить, что твориться в доме брата после ее ухода, но Роза спешила на работу и толком ничего не рассказала. Сделала ли она это специально, чтобы не вызвать лишнюю неприязнь, или на самом деле ей нечего было сообщить любопытной тетке, но от кофе она любезно отказалась и, оставив рюкзачок с детскими вещами прямо на пороге кухни, поспешила уйти.
Чтобы не повстречать Марию, она отправилась на почту другой дорогой. Незаметно прошла через соседский двор Аделины Грава, одинокой, пожилой вдовы, которую Карла так упорно сватала в жены младшему брату, аккуратно пересекла маленький огородик с грядками перезревшей фасоли и между кустами инжира вышла на параллельную улицу. И лишь за стойкой своей маленькой конторки Роза облегчено выдохнула, поправив на плече тугую бретельку хлопкового бюстгальтера. Какого же было ее удивление, когда ровно через два часа на почту ворвалась раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Карла.
– Твоя дочь сбежала от меня, Роза! Я видела, как ее пятки мелькали по дороге. Этот дьяволенок улепетывал к русской без юбки. Вот ее вещи. – Она швырнула детский рюкзачок на стойку и с перекошенным от злости лицом уставилась на онемевшую невестку. От неожиданности Роза ничего не могла сказать, только хлопала ресницами, а привычная улыбка медленно сползала с бледного лица.
– Как ты назвала мою девочку, Карла? Дьяволенок! – Впервые за пять лет мать услышала страшное прозвище своего ребенка, и любящее сердце зашлось от обиды. – Ты назвала пасхального ребенка дьяволом?
Она обошла стойку и, упираясь руками в тощие бока, медленно приближалась к притихшей тетке. Карла благоразумно отступала, пятясь задом к двери.
Читать дальше