Хельга Петерсон - С именем ветра

Он приехал сюда, чтобы написать книгу, вот книгой и надо заниматься. Хватит мнить себя детективом.

Шейн взглянул на экран бесполезного мобильного и чертыхнулся. Двенадцатое октября, день, когда нужно связаться с издателем и наплести ему с три короба. Работа всё так же не идет, но Майклу об этом знать не нужно.

Он надел парку и вышел на улицу. Чтобы позвонить, придётся подняться на утес. Вообще-то, можно позвонить и отсюда, тогда связь будет прерываться, а шипение в трубке перекроет голос. И не придется оправдываться перед Майклом. Но такой разговор у них уже состоялся несколько дней назад, и вряд ли издателя устроит повтор ситуации. Хоть изредка нужно внятно отвечать на звонки.

Чтобы выйти к тропе, ведущей на утес, необходимо пройти мимо соседнего дома. При приближении к нему Эркюль Пуаро, которого Шейн попытался в себе задавить, всё-таки заставил замедлить шаг и заглянуть во двор. Естественно, это ничего не дало. Света не было (еще бы, сейчас же день), на крыльце раскачивалось пустое кресло-качалка. Будто из этого кресла совсем недавно кто-то стремительно выпрыгнул. Хотя может это ветер его раскачал. Ситуация всё интереснее.

Так, стоп. Шейн поймал себя на мысли, что ведет себя как его индийская бабуля Дипика. Та очень любит заглядывать во дворы и окна соседей, а потом сплетничать со своими подружками. Это простительно семидесятилетней старухе, но никак не тридцатилетнему мужчине, уважаемому писателю, вхожему в светские круги. Как бы отреагировали его друзья, узнав, чем он тут занимается? «Уехал в Корнуолл, чтобы любоваться на первозданную природу и закончить книгу» звучит прекрасно, а вот «уехал в деревню Корнуолла, чтобы пить в одиночестве и следить за соседом» – это уже деградация.

Шейн за пять минут дошел до вершины утеса и набрал номер. Включилась голосовая почта. Сегодня точно счастливый день. Он быстро наговорил банальностей о том, что работает, не поднимая головы, и стремительно побежал вниз, к пляжу, где сеть работает с перебоями, чтобы Майкл не успел перезвонить.

Но, оказавшись возле соседского дома, замер.

Подросток в своей уже традиционной черной мешковатой одежде и бесформенной шапке метался по пляжу, пиная песок, подбирая камни и с яростью швыряя их в волны. Ноги периодически окатывало водой, но подростка, кажется, это не интересовало. Он как будто кричал, размахивал руками, доказывая что-то океану. Однако, возможно, из-за ветра и шума воды, голос до Шейна не долетал. В конце концов, мальчишка устало рухнул на песок и уткнулся лбом в колени.

Шейн мог быстро пройти у него за спиной и укрыться в своём коттедже. Этому парню не нужна компания, в этом не было сомнений. Но что-то остановило Шейна. Раньше от подростка веяло просто-таки картинным одиночеством. Сейчас же это была маленькая, сломленная, уставшая фигурка на холодном песке. Вода лизала его и без того мокрые кеды, но он не отодвинулся, не поднял голову. Ему было плевать.

Шейн двинулся к парню. Став рядом и взглянув на него сверху вниз, принялся ждать, когда его присутствие обнаружат. Это произошло довольно быстро. Парень пошевелился, поднял голову и молча стал смотреть на воду. Так они и провели вместе несколько минут, между ними установилось какое-то молчаливое понимание.

Боковым зрением Шейн увидел, как парень встал с песка и посмотрел на него, будто в ожидании чего-то.

– Я всегда считал, что море – лучший слушатель, – сказал Шейн и повернулся к соседу.

На него смотрела пара больших аквамариновых глаз с черными ресницами. Но не успел Шейн как следует рассмотреть мальчишку, как тот молча кивнул, развернулся и побрел к дому. Он не убегал, шел медленно, опустив голову. При желании его можно было быстро догнать, но Шейн не стал.

На сегодня общения достаточно. Наверное, этот обиженный ребенок воспринимает доброту только маленькими порциями.

***

То, что случилось, можно назвать всплеском неконтролируемой ярости. Давненько их не было, но злиться намного приятнее, чем биться в истерике. А началось всё с того, что Мира с утра вроде бы почувствовала себя лучше. Нет, голоса всё так же не было, но ушла апатия, первый раз за долгое время пришла мысль, что всё будет хорошо.

Она снова ходила на пляж. Странно, но там как-то особенно хорошо думалось, возникало много идей для предстоящей работы (теперь она верила, что сможет к ней вернуться). Она смотрела на бушующие волны, а в голове рождалась масса сцен, рифм, мотивов. И тогда она уходила в дом и принималась лихорадочно записывать всё, что смогла придумать.