Лёля Фольшина - Я к Вам пишу…

Написали Вы про мороженое, и мне вдруг мороженого захотелось, сказала Дуняше, чтоб сделали к ужину. А для клюквы сейчас не сезон. У нас под Смоленском мы собирали клюкву, и чернику собирали. Варенье варили. Маменька сама всегда командовала. Тазы большие по всей кухне стояли, медные. Девушки ягоду перебирали и песни пели. Мы с сестрами помогали им, а братишки все норовили ягоду утащить. Такие озорники были, страсть.

Николенька все по заграницам ездит, уж, почитай, года два не виделись, а Ванечка… Ванечка на Кавказе. И писем давно не было, каждый день за него и за Вас молюсь, чтоб живыми вернулись.

Черемуха за окном цветет, пахнет так потрясающе, я Вам в следующем письме пошлю веточку, как засохнет совсем, чтобы в конверт вложить. А раз черемуха зацвела, может и похолодает – черемуховые холода. В прошлом году как черемуха цвела, как раз тоже на Константина и Елену, я к обедне в спенсере ходила, а нонешний год даже шали не взяла, такие погоды сейчас теплые. Надеюсь, и к Вам в Березов весна пришла, и уже снега таять начали. Или у Вас там снег до самого лета стоит? Простите, Роман Сергеевич, невежество мое или если смешное что написала, я, конечно, книги папенькины читала, но образование получила домашнее – читать, писать и считать умею, а остальное, как папА сказали – девице без надобности.

Думаю, и Вы, Роман Сергеевич, над моим письмом и улыбнетесь, и посмеетесь, и это даже хорошо, наверное, настроение поднимется. А то Вы все грустите и грустите. Не стоит. Как говорил мой дедушка, держите нос по ветру, и все плохое исчезнет. Конечно, его бы устами, да мед пить, но все когда-нибудь кончается, и ссылка Ваша кончится. Глядишь, амнистия выйдет к какому празднику, кто знает.

А пока пишите мне о своем житье-бытье. Ваши письма скрашивают мою, порой достаточно унылую жизнь. Надеюсь, мои скрасят Вашу.

Пишите мне, Роман Сергеевич, на московский адрес – судя по тому, как долго письма идут, раньше осени весточки от Вас ждать не стоит, а мы из имения к Пимену 3 3 Пимен – преподобный Пимен Великий, православный святой – день памяти 27 августа ст/ст (9 сентября) , почитай, уж точно вернемся.

Надеюсь, у Вас там всего в достатке, но если я чем-нибудь могу способствовать Вашему благополучию, то во всякое время от всего сердца готова сделать все, что возможно, а потому Вы можете с полной уверенностью обращаться ко мне, пусть и просто всего лишь случайной знакомой

Варваре Павловне Белокриницкой.

Август 1934 года, дачный флигель в Подмосковье

Читая дневники и письма, Варя частенько ловила себя на мысли, что ей чего-то не хватает. Хотелось знать об этих людях больше, особенно о Варваре Павловне. Но ее дневников в чемодане не оказалось. То ли не вела их девушка, то ли они затерялись где-то за столько-то лет.

В один из дождливых дней Варя предприняла новый набег на чердак, и в стоящем в углу комоде ей попался под руку пузатый кожаный ридикюль. Примерно с таким ее бабушка Аглая Ильинична ходила в театр.

В ридикюле нашлась пара носовых платков, костяной веер, театральный бинокль, которому девочка была несказанно рада – ни у кого из ее подружек не было такой замечательной вещицы – и стопка писем. Посмотрев на адрес, Варя возликовала – почерк Варвары Павловны, правда, адресат другой, или вернее, адресаты. Два письма в Смоленскую губернию какой-то Агриппине Семеновне, три – в Санкт-Петербург княгине Ольге Львовой и целых пять ответов от нее, пара писем – от графа Михаила Боборыкина, записка от него же на неровном листке бумаги и с кляксой, и еще по одному – от нескольких других адресатов. Все письма были датированы 1828–1843 годами: именно к этому времени относилась переписка Варвары Павловны и Романа Чернышева.

Захватив ридикюль, Варя спустилась с чердака и села читать найденные письма. И они – как недостающие кусочки мозаики – дали ей полную картину всей истории.

Май 1828 года, Москва

Оленька, княгинюшка моя, как же я по тебе скучаю. Письма, письма, бесконечные письма. А так хочется свидеться. Посидеть вместе, как встарь сиживали, поплакаться. Мне столько нужно рассказать тебе. Вот ждала-ждала, думала – приедешь, или я к тебе выберусь, а оно все никак не складывается, и решила все-таки написать, нет мочи терпеть. Совет нужен, просто до смерти нужен, а больше мне рассказать некому. Влюбилась я, Оленька, кажется, давно уже, больше года. Вернее, поняла я это где-то с год назад, а началось все намного раньше.