Анна Яковлева - Варенье с косточкой

В джинсовых шортах, открывающих варикозные ноги, с примятой со сна стрижкой, Клара встретила Андрея во дворе молчанием.

– Андрюша, – засуетилась теща, – чаю попьешь?

– Нет, спасибо, Ирина Степановна, – с рассеянной вежливостью отозвался Андрей, – я завтракал. А Ася спит еще?

– Спит, – подтвердила Ирина Степановна, – разбудить?

– Я хотел у нее спросить про велосипед. Привезти его или не нужно?

– Так я разбужу, – Ирина Степановна уже подалась к дому, но была остановлена Кларой:

– Не нужно, мама, не буди. – Интонация была непререкаемой.

Андрей решился.

– Клара, нам нужно поговорить.

– Ну, давай поговорим. – Клара кивнула на патио «а ля рюс» – почерневшие от времени деревянный стол с двумя скамьями.

Ирина Степановна неслышно исчезла в доме.

Устроились друг напротив друга. Взгляд Клары расстреливал в упор, Андрей изучал сучки на растрескавшейся столешнице.

– Маринка что, не собирается возвращаться? – задал, наконец, мучавший вопрос.

– Это ты у нее спрашивай.

– Так ты же ее душеприказчица.

– Скорее, поверенная в делах.

– У нее там появился кто-то?

– Все вопросы – к Маринке.

– Тогда почему она продает квартиру?

– Спрашивай у нее. Мое дело маленькое – найти риэлтора.

– Спрошу, конечно. При первой же возможности. – Андрей поднялся, отряхнул ладони – на них налипла деревянная труха.

Понимал, что бессмысленно, но все же спросил:

– Она все продумала заранее? И Асю у стариков оставила поэтому?

– Асю оставила, – с нажимом ответила Клара, – потому что это ее родные бабушка и дедушка.

– Можешь не продолжать, я все понял.

– Рада за тебя.

…В понедельник пытка неизвестностью продолжилась, и Андрей взял отпуск.

Соврал Валерке, что уезжает в деревню, а сам заперся в квартире и, преодолевая отвращение к водке, стал методично напиваться. Стакан за стаканом.

Уже после первого в воображении возникло море, лунная дорожка, на песчаном берегу два тела, сплетенные в страсти…

Анестезия не действовала. К старым комплексам прибавилось чувство вины.

Семья чем-то напоминает церковь: есть паства, есть пастырь. Ожидается, что пастырь – муж и отец. Если муж не пастырь, то кто тогда? Душегуб.

Какой из тебя пастырь, спрашивал себя Андрей, если Маринка продала душу из-за тебя. Это ты, мужик, должен был добывать деньги… А ты? Толкнул жену в объятия какого-то проходимца. Ты и есть душегуб.

Андрей хлопнул еще один стакан водки, лег и закрыл глаза, ожидая эффекта.

Голова отяжелела, но сознание не меркло, было ясным и злым.

Ты, ты, ты, – стучало в черепе, – ты виноват во всем. Ни на что не способный, безвольный урод.

Это у тебя никаких притязаний, а у нее – высокие. Это тебя все устраивает, а ее – нет. Рядом с тобой она рвала жилы, стремилась соответствовать…

«Чему соответствовать?» – проклюнулся из глубины сознания осторожный вопрос, и подсознание уже готовило подсказку: амбициям…

Андрей даже застонал от отвращения к самому себе: снова ты ищешь себе оправдание!

Твоя бесстрашная, отважная Маринка отправилась к чужим берегам не от хорошей жизни…

Вливая в себя огненную жидкость, был уверен, что умрет от такой дозы. Должно же ему повезти хоть однажды в жизни? Не повезло. Не умер.

Через три дня потерялся во времени и пространстве. Это уже можно было считать удачей, но ему снова не повезло.

Везение спугнула Клара.

Она хлестала Андрея по щекам и поливала водой, пока он не пришел в себя настолько, чтобы удивиться:

– Где я?

– В чужой квартире, – с мстительным удовольствием сообщила Клара. – Даю тебе три дня. Через три дня ты освободишь жилплощадь от своего присутствия. – Клара работала секретарем в суде и по большей части выражалась изысканным юридическим языком.

Прищурив один глаз, Андрей проводил нервную спину мутным взглядом. Что это было?

Звон посуды и чмоканье дверцы холодильника запустили в организме разрушительный механизм. Андрею показалось, что в голове у него имплантат – складной ножик со множеством лезвий, сверл и пилочек. Лезвия, сверла и пилочки вонзались в серое вещество при каждом движении и звуке.

Наконец, хлопнула входная дверь.

Подобие ухмылки исказило распухшее лицо Андрея.

Последнее слово, значит, за вами? Думаете, Андрей Гож – лапки кверху и сдался? Думаете, можно Андрея Гожа под зад коленом – и на улицу? А вы, значит, с каким-нибудь этническим турком или греком будем отплясывать сиртаки? А вот вам. Морщась от головной боли, Андрей ударил себя по локтевому сгибу: нате-ка, выкусите.