Анна Яковлева - Варенье с косточкой

– Нет, конечно, ты все знаешь, – поспешил отвести подозрение Андрей.

«Еще бы ты не знала», – мысленно добавил он.

Домашний комиссар, особист, Салтычиха – так он про себя называл Марину.

Андрей вздохнул.

Они уже выезжали на проезжую часть, и вздох этот можно было отнести к встречной «мазде», за рулем которой сидела девица в черных очках. Женщины за рулем вызывали у Андрея тихую панику. Как воительницы в доспехах средневековых рыцарей. Что-что, а руль Маринке он никогда не доверял.

Он бы и Аську ей не доверил, если бы ребенок был общим, как «фольксваген».

…Покидая утром дом, Андрей запер дверь с особой тщательностью и в продолжение всего дня испытывал маету и сосущее чувство в области пупка.

Тайный страх, что пока он корчит из себя гения рекламы, квартиру наводнили новые жильцы, к четырем часам пополудни достиг пика. Андрей отпросился с работы и по пути домой превысил скорость.

Убедившись, что замки целы, и никто не покусился на их с Маринкой совместную собственность, испытал невероятное облегчение и тут же устыдился себя.

У этой нервозности и мнительности могло быть только одно объяснение – вынужденный целибат. Обозвав себя озабоченным придурком, Андрей окончательно расслабился.

К утру следующего дня риэлторша и покупатели приобрели сходство со сновидением: те же размытые очертания, та же неопределенность и недостоверность.

Сделав кофе, Андрей пошел с ним в ванную и там, отхлебывая из чашки (была у него такая привычка), принял душ и побрился.

Завершив туалет, покинул ванную, но вспомнил о чашке и вернулся за ней – тень Маринки словно преследовала его.

Проходя мимо телефона, увидел прижатые аппаратом листы. Постоял, всматриваясь в строчки: не приснилось. Так и есть – договор на имя Марины Николаевны Лиховец.

В расчете выпить еще одну чашку кофе, отправился с бланком на кухню.

Здесь уже вовсю хозяйничало солнце: нежилось на подоконнике (протирать влажной тряпкой раз в неделю), подлизывалось к пузатым кашпо с нежной растительностью (поливать два раза в неделю), заигрывало со стеклянными дверцами шкафчиков. С дверками тоже нужно было производить какое-то действие в предписанные сроки, но Андрей не помнил, какое и когда. Впрочем, все было перечислено и пронумеровано в длинном перечне его обязанностей по дому, так что память можно было не напрягать.

Никакой нужды в этих инструкциях не было. На самом деле, Андрей не избегал домашней работы. Мамина школа. «Мужчина должен уметь все делать лучше женщины. Тогда его будут уважать», – внушала она сыну. Мама, мама! Как же ты ошибалась!

Поймав солнечный луч, Андрей по диагонали прочитал документ, составленный, судя по дате, незадолго до отъезда Маринки на Кипр.

Андрею показалось, что он бредит.

Из кокетливых букв, набранных шрифтом Courier New, двенадцатым кеглем, складывался иррациональный смысл.

Листы стали тяжелыми, рука бессильно повисла.

Почувствовав слабость, Андрей сел на подвернувшийся стул и еще раз прочитал соглашение.

Внезапно строчки взорвались в голове смыслом: Марина таки продает их общую жилплощадь…

…Попытка поговорить в скайпе не увенчалась успехом – на многочисленные вызовы Марина не отозвалась.

Андрей метался по квартире. Что все это значит, черт возьми? Ни сама Марина, ни Клара, старшая сестра Марины, ни их родители – никто словом не обмолвился, когда он навещал Аську. Прямо omerta какая-то.

В стариках угадывалось напряжение, и Андрей тогда про себя решил, что старики против Маринкиного отъезда. Он тоже был против!

Ася вжалась личиком в шерсть водолазки, захлюпала носом:

– Забери меня, дядя Андрей.

Тетя Клара склонила рыжую голову:

– Пойдем, милая, – потянула девочку она, – пойдем. Ты останешься с нами.

Детские кулачки побелели от напряжения.

Андрей впитывал каждой порой недосказанность. Он ничего не понимал. И долго еще казнился, оставив Аську в паучьих Клариных пальцах. Чувствовал себя Иудой и Иродом в одном лице.

Впрочем, Андрей всегда знал, что он неудачник. Как это у поэта? «Нет ни в чем вам благодати; с счастием у вас разлад…» Еще какой разлад.

Сама мысль о возможном конфликте была противна Андрею, но он заставил себя еще раз наведаться к старикам. Надеялся застать у них Клару.

Было воскресенье, а по выходным Клара с сыном регулярно отправлялись к родителям, как мусульмане в Мекку: по склочности характера Клара не убереглась от развода, и родители были для нее всем – религией и лужайкой, на которой они с сыном паслись.