Марина Буторина - Патефон [СИ]

«Бен, пожалуйста, держи себя в руках, — сказала ему на прощание перед его отбытием мать. — Мы что-нибудь придумаем. Я дам тебе знать». Но это его отчего-то мало заботило. Хотя должно было бы…

Хакс — его бывший однокурсник — проявил, конечно, удивительную для их странной, прохладной дружбы щедрость, позволив поселиться в своей квартире на время его командировки. Мать настаивала на том, чтобы он покинул страну после инцидента с Митакой, так что она всеми правдами и неправдами ухватилась за это любезное предложение, от которого сам Бен уже подумывал отказаться.

«Бен, тебе небезопасно оставаться в стране, пока мы с отцом все не уладим», — ее тон был беспрекословен, а он слишком устал спорить. В конце концов, у него не было других вариантов. А то, что он сделал… Что ж, да, ему и впрямь было стыдно, но на извинения перед Митакой не было ни времени, ни желания. В больницу его бы точно не пустили, а полиция могла приехать в любой момент.

Да и еще вся эта ситуация с предвыборной кампанией матери — те несколько часов перед его отлетом они все сидели как на иголках, ожидая наплыва журналистов, но все же он успел исчезнуть из страны до того, как кошмар начался.

Он прилетел ночью; добрался на такси до указанного Хаксом адреса настолько вымотанный и опустошенный, что даже не бросил лишнего взгляда в окна везущей его машины. Затем провел несколько часов на жестком диване в гостиной, пытаясь поспать, но все, что ему удалось, — спутанные размышления о собственной жизни, сетование на преследующие его неудачи, апатия и вялые, неубедительные попытки оправдаться перед самим собой.

Под утро Хакс собрался, провел очень тщательный инструктаж касательно своего жилища и отбыл в неведомые дали — Бен не удосужился поинтересоваться, куда тот отправляется, ему хватило сыпавшихся как из рога изобилия ценных указаний о том, какие параметры выставлять для теплых полов и чем не сметь чистить плитку в ванной. Бен про себя решил, что если это не ниспосланное ему небесами испытание его выдержки, то что тогда?

Оставшись, наконец-то, в полном одиночестве, он уже не ложится спать. Зубодробительный гундеж Хакса возымел эффект. Бен чувствует, как начинает непроизвольно дышать чаще, как его губы приоткрываются, как сжимаются и разжимаются кулаки.

Хорошо. Ему нужно взять себя в руки прежде, чем он пройдет точку невозврата и начнет, например, ломать лощеную обстановку чужой квартиры. Как там мать говорила? Нужно переключить свое внимание.

На этот случай у него все же имеется один способ. Не очень действенный, когда он уже теряет над собой контроль, но вполне пригодный, когда дело касается таких небольших всплесков эмоций.

Бен распаковывает свои вещи, которых у него не так уж и много: всего-то одна сумка и рюкзак. Он не планировал вести здесь насыщенную жизнь, как и часто выходить наружу, ему достаточно той одежды, в которой он приехал, и второго комплекта.

Со дна дорожной сумки он извлекает коробку с набором для каллиграфии и большую тетрадь на кольцах с листами плотной белой бумаги.

Рабочая поверхность у Хакса, благо, имеется — удобный, просторный стол с отличным настольным освещением. Бен располагается за ним, разложив перед собой все необходимые ему принадлежности: баночку с тушью, держатель для пера и несколько перьев.

Он не очень изобретателен в этом, ему просто нравится сам процесс. Это успокаивает, дарит чувство подвластности своих эмоций его твердой руке, выводящей на бумаге ровные изящные линии. Бен даже не задумывается о том, что писать. У него на этот случай есть старенький потрепанный сборник стихов, которые он один за другим переписывает.

Так и сейчас он открывает тот на заложенной странице и начинает свое нехитрое, но кропотливое дело.

Как чаще всего и бывает, средство срабатывает — он приходит в себя.

Так проходит предрассветный час, и в квартиру с улицы проливается прохладный утренний свет, который очень скоро начинает играть яркими солнечными лучами на гладких, ровных поверхностях здешней мебели и отражаться в нескольких зеркалах, расположенных по периметру объединенных гостиной и кухни.

Солнце не приносит Бену радости. Скорее, ему хочется спрятаться от него, остаться в темноте, где он мог бы лелеять свою апатию и тоску, но в гостиной такой возможности не предусмотрено: стеклянное покрытие лоджии, тонированное снаружи, ничем не прикрыто внутри помещения.

Бен хмурится, но продолжает пачкать перья и пальцы.