Марина Буторина - Корпорации [СИ]

— Я это не надену.

Его тон недвусмысленно категоричен. Не может быть тут никаких уступок — даже обсуждать нечего.

Из гостиной не доносится ни звука, но Хакс уверен: Роуз его услышала.

Он еще раз заглядывает в коробку. Где она только достает весь этот… инвентарь?

— Тебе лучше поторопиться, — голос Роуз ровный и сдержанный. — Или ее надену я.

Ну уж нет.

Хакс торопится снять с себя одежду, чтобы облачиться. Милли с тревогой наблюдает за ним, сидя в изножье кровати.

В спальне горит ночник, но в гостиной свет неуютно яркий. Роуз включила лампы дневного освещения, предназначенные для чтения и работы.

Он выходит прямо на середину комнаты. Роуз стоит на ковре на коленях со спутанными перед собой руками и, конечно же, в одежде.

— Это просто нелепо… — бормочет Хакс, порываясь вернуться в спальню.

— Вы так считаете, генерал Хакс? — фраза настигает его как пуля.

Ах, так вот к чему эта форма…

Он разворачивается к ней лицом.

Хм, ну а что, если?..

Его отец был комендантом, и Хакс любил в детстве играть в военных, но, правда, в совсем ином ключе.

Он вспоминает отцовскую выправку и вытягивается, пытаясь ей подражать. Затем закладывает руки за спину.

— Значит, вы отказываетесь сообщать нам координаты пристанища мятежников? — Хакс почти гордится своей импровизацией. Насколько это вообще сейчас возможно.

Ему легко дается презрительный, почти брезгливый тон и холодный взгляд — так он обычно общается с теми, кто ему неприятен. То есть с подавляющим большинством представителей рода человеческого.

— Ты — подстилка империалистическая! Мои товарищи отомстят за меня, — злое, дерзкое упрямство Роуз тоже выглядит очень натуральным.

Хакс затаивает дыхание. А игра-то хороша…

Рей открывает глаза.

Вокруг темно, черно и очень пусто.

Она никогда не привыкнет просыпаться посреди этого холодного и безжизненного, как могильная плита, помещения. Именно помещения. Ведь домом, жилищем, убежищем, да даже холостяцким логовом апартаменты Кайло назвать нельзя.

Непомерно огромная студия, где стен удостоены лишь туалет и ванная, а все остальное открыто всем взглядам. Вернее, ветрам, потому что кондиционер работает как бешеный, и она уже схватила под ним насморк.

Черные стены, черный пол, черная мебель, черная посуда, черное постельное белье, и Рей — единственное белое пятно в этих пятидесяти оттенках черного.

И кровать. Твердая как камень, неуютная полуторка. Не так ей рисовало воображение ночи в квартире пылкого любовника. Правда, им действительно хорошо здесь вдвоем, но вот все остальное…

Кайло крепко спит, притянув ее спиной к своей груди и почти что придавив закинутыми сверху рукой и ногой. Его дыхание горячит ей шею, его сердце стучит ровно и сильно где-то поблизости от ее лопаток. Они совершенно голые под плотным хлопковым одеялом, и эти объятья — единственная уютная вещь в его квартире. Хотя Рей и хочется иногда, вот как сейчас, с удовольствием вытянуться, раскинуть в стороны руки и ноги да так и заснуть.

Рей глядит на часы — огромные мигающие во мраке цифры: лишь полпятого, и осеннее ранее утро еще темно как ночь. Еще есть время.

С трудом двигаясь под тяжестью его тела, она поворачивается лицом к Кайло и прячет лицо на его груди. Он не просыпается, но сквозь сон крепче прижимает ее к себе.

Новизна ощущений уже успела притупиться, но прикосновение кожа к коже до сих пор волнующе.

Ровно шесть.

Рей приподнимает голову. Кайло по-прежнему спит. Или мастерски притворяется.

До сих пор счет был «одиннадцать: семь» в ее пользу.

Она, едва дыша, выбирается из-под его руки, медленно-медленно отодвигается и выскальзывает на холодный свежий воздух его сиротливо пустой квартиры. Тут же покрывшись гусиной кожей, Рей принимается шарить по полу в поисках своей одежды, то и дело натыкаясь на что-то из его вещей.

Сгребя всю свою одежду в кучу, она приподнимается, готовая ломануться в ванную, чтобы там втихаря одеться, но в двух метрах от кровати ее ноги вдруг налетают на нить, что, сорвавшись, бряцает на одном из своих концов чем-то вроде связки ключей. Звук выходит донельзя оглушительный, да к тому же в такой пустой пещере от него словно бы эхо гуляет.

Рей застывает на месте. От кровати не доносится ни звука — может, и пронесет. А затем облегченно выдыхает и заносит ногу для следующего шага.