Ольга БрусниГина - Сладкая Льдинка

Что за мистика такая? И причем тут неизвестная ему девушка по имени Юлия?

А главное — почерк, тот самый, родной, который он узнал бы из миллиона подобных.

Виталий сжал руку в кулак и поморщился от внутренней боли. Под кожей щек заходили желваки.

— Аллочка! — вскрикнул он, злясь непонятно на что.

— Да, что случилось?

Уже в верхней одежде, застегнутой на верхнюю пуговицу, секретарша возникла в дверях кабинета.

— Что за фокусы?

Девушка замерла. Шеф в гневе был страшен. Сейчас его покрасневшее лицо говорило лишь об одном: будут разборки.

— Не знаю… — заблеяла она.

— Это что? Черт возьми?

Виталий Алексеевич махал перед ее носом странным документом.

— Так, это…

— Испытываешь мое терпение?

Аллочка встряхнула золотыми кудрями, скрещивая руки на груди. Она по психологии читала, что так легче отгородится от нападок. Рекомендации выполняла строго, иногда было действительно легче.

Только ее внезапный босс плевал на все законы и научные знания. Всегда был строг.

— Евгений Михайлович заходил.

— Почему я узнаю об этом только сейчас?

— Я пыталась сказать, только вы…

— Выгнал прочь, — договорил он за нее.

— Точно!

— Скажи, мне, Аллочка, я плохой начальник?

— Очень хороший!

— Так почему ты меня не слушаешься. Есть люди, для которых я никогда не занят. Евгений Михайлович может входить без предупреждения в любое время, когда ему заблагорассудится. Уяснила?

— Уяснила.

Аллочка в уме уже попрощалась с ужином в ресторане.

Босс внезапно сменил гнев на милость:

— Извини. Просто день сегодня непростой. А тут еще это.

— Ничего страшного, — ответила воспитанная девушка, понимая, что завтра будет не лучше.

— Откуда письмо?

— Девушка оставила. Она с Евгением Михайловичем пришла.

— Выглядела как?

— Я не всматривалась. Нервная, всклокоченная. У нее подруга пропала.

— Имя?

— Чье? — не поняла Аллочка.

— Девушки этой.

— Я не спрашивала.

— Ну, и сотрудники у меня! Ничего не знают, не понимают или не хотят.

Аллочка выглядела так, что вот-вот расплачется.

— Иди домой, — смилостивился он.

Секретарша не заставила себя ждать, легко вспорхнула и умчала с приличной скоростью, оставляя своего начальника в расстроенных чувствах.

— Михалыч, как жизнь?

— Твоими молитвами.

— Давай без предисловий, я до тебя по делу. Может, свидимся?

— Это можно. Сейчас клиента доставлю и доскочу. Я как раз неподалеку.

Мучительно долго тянулись минуты ожидания. Виталий Алексеевич в пятый или десятый раз нарезал круги по просторному кабинету. Наконец, он встал у окна, пытаясь вглядеться в сумеречный город, сверкающий сотнями разноцветных огней. Где-то там, за этими чужими моргающими окнами скрывается та, без которой опустела его жизнь.

Он совершил ошибку. Юношеский минимализм в сочетании с ненавистью совершили свое черное дело. Ослепнув от гнева, подпитанного письмом доносчицы, он пошел на поводу у эмоций. Ох, уж, эта Дашка — нашла все — таки способ насолить, расстаралась, даже адрес где-то раздобыла!

Одному Всевышнему известно, сколько отвратительных слов и мыслей послал он по ветру до порога Льдинки… и то письмо с частичками писем и пеплом их сожженной любви.

Если бы можно было повернуть все вспять. Но он не мог тогда взять и сорваться с места.

Он даже не стал читать ее последнее письмо. Просто взял и порвал, без угрызений совести и бросил в мусор. Эти жалкие объяснения, сдобренные доброй порцией лжи, как тогда он определил для себя, не стоили даже мимолетного взгляда.

«Все женщины — б….» — решил он для себя. С этой идеологией пошел по жизни, обращая внимание лишь на тех, которые хотя бы чуть-чуть напоминали ту, которая надругалась над его чувствами. Он даже пытался мстить, выпроваживая очередную из своей жизни, но огромную пустоту внутри себя он не мог заполнить ничем.

Год армейской службы тянулся бесконечно, но долгими ночами, Виталий репетировал сцену возвращения. Вот он бравый и осанистый ступает на родной с детства двор, любовно касается качелей, стоящих на прежнем месте и все так же противно скрипящих. Открывает тяжелую дверь, делает шаг на первую ступеньку, а там… навстречу ему с раскрытыми объятиями выходит Льдинка. Он отворачивает голову и проходит мимо, а она остается громко реветь и размазывать слезы по щекам.

Вот и пришел тот долгожданный день, и он взаправду дома. Сразу же все пошло не так: качель убрали, на ее месте стоял автомобиль нового соседа. Виталий по привычке почесал макушку, так он всегда делал, когда удивлялся или огорчался.