Но это не отменяет того факта, с какой силой он распахивает двери в дом, разжигает камин, забрасывая его поленьями. И на Кьярвалля, попавшегося под ноги, злобно ревет, чтобы убирался.
Благо, пес он умный. Прячется на кухне, недалеко от своей миски с кормом.
Берислава немного теряется.
Китобой останавливается у окна, словно не замечая, что в рабочем комбинезоне. Часто, глубоко дышит. Приходит в себя.
— Покажи мне, — через минуту поворачивается к девушке, требуя взглянуть на ее лицо. Шипит от вида ударенной кожи, — тебе нужен лед. И промыть.
— Синяк все равно будет…
— Боли будет меньше, — китобой морщится, будто ударили его самого, и мрачно копошится в холодильнике. Вытаскивает замороженные овощи.
— Перцы спасут мир…
Оптимизма в нем ноль без палочки. Все движения, взгляды, слова — отрывистые. Он будто бы не отдает себе отчет в том, что делает. Или делает на автомате.
Водой помогает ей смыть струйку крови из ссадины.
А затем девушка со вздохом принимает упаковку овощей. Прикладывает к щеке.
Сигмундур сажает ее на кресло. Становится прямо перед ним.
Это длится не больше пяти минут. Пять минут он, не отрываясь, смотрит ей прямо в глаза без самого малого слова. Заставляет себя дышать. Видеть.
И наконец, переборов себя, видит.
Возвращается.
Отчаянно простонав, китобой опускается перед креслом Бериславы на колени. Перехватывает ее ладошки, мокрые, замершие, побелевшие, начиная их целовать.
— Min lille. Min vidunderlige. Min nordlige nat…(Моя маленькая. Моя замечательная. Моя Северная ночь).
Берислава, качнув головой, наклоняется к нему. Ласково целует аспидные волосы.
— Alt er godt… (все хорошо…)
Мужчина шипит, но не отрицает. Просто явнее ее целует, переходя с ладоней на запястья. Гладит локти, плечи. Поднимает глаза на лицо.
Впервые в своих любимых черных омутах в окружении звериных, но столь замечательных черт, девочка видит смертельный ужас. Он просто заполняет своего обладателя доверху.
— Сигмундур, не волнуйся так, я жить буду, честно, — она улыбается, делает голос мягче. Медленно высвободив одну из ладоней, прикасается к его щеке, защитным жестом ее накрывая, — ты успел вовремя. Ты меня спас. Спасибо.
Он супится. Брови сходятся на переносице.
— Прости, что я оставил тебя, Берислава. Прости меня… — и тут уже почти умоляет. Не осталось от несдержанности и злости ни следа. Ему больно.
— Ничего не успело случиться. Не извиняйся. К тому же, Торборг…
— К черту это идиотское имя!
Сигмундур со вздохом осматривает пачку овощей в ее руке. Пальцы побелели, замерзли. Он их сменяет, мягко попросившись и не оставив даже напоминания о грубости часовой давности.
— Неужели ты не испугалась? — зовет он.
— Чуть-чуть, — она не таится, — но когда ты пришел, нет. Мне не было страшно.
— Я узнал об этом во время охоты. Я был уверен, что он… ох, девочка моя!.. Если я его убил, это будет чудесно! Пусть бы сдох… сдох, как собака!
— Сигмундур, — Берислава не слушает его, перебивая. Наклоняется, к черту послав овощи, к любимому лицу. И нежно, как первый раз, целует губы китобоя. Гладит бороду, скользит по волосам. — Тише. Все закончилось. Мы дома и мы оба в порядке. Это ли не праздник?
Похоже, он испугался больше ее самой. Не удержавшись, Берислава тихонько, тепло хихикает.
Она не понимает, почему в ней нет страха… возможно, ответ в том, что она изначально чувствовала нутром, что он успеет? Он всегда успевает.
Китобой снова стонет, только негромко. Опускает упаковку на пол, обеими своими ладонями, столь большими, с небывалой трепетностью касаясь ее лица. Скулы с ссадиной.
Обещает низким, эмоциональным тоном, впитавшим в себя все. Весь сумасшедший день:
— Ты — моя жизнь, Берислава. И больше такого, я клянусь, не повторится.
— Я верю тебе, — не сомневаясь, сразу же отвечает она. И улыбается, как умеет, только для него.
Тысячей звездных сияний.
…Этой ночью, целомудренной и нежной, Берислава засыпает на его груди, умиротворенная и счастливая. А китобой еще долго не спит, держа ее в объятьях, молчаливо глядя в потолок.
Он принимает решение.
Сигмундур делает Бериславе предложение у того самого ледника, где впервые его поцеловала. Без лишних слов, отвлекающих жестов и непрошенных свидетелей, в окружении льдов, океана и кричащих гаг.
Протягивает ей маленький ледовый камешек, внутри которого заветное колечко.
— Раздели со мной все следующие зимы и весны, моя Северная ночь. Я люблю тебя.
Читать дальше