Валерий Хатюшин - История сердца. Любовная проза

– Простите… Я замечтался… Но если вам неприятно, я больше не подойду…

– Да нет. Только я не хочу, чтобы на нас все смотрели исподлобья. Вы понимаете?

– Понимаю. Но сегодня у всех такое веселое настроение, все смеются, все словно забыли свои годы… И я очень прошу вас, Людмила Михайловна, не называйте меня сегодня по фамилии, а?

Учительница вопросительно посмотрела ему в глаза. Ее всегда бледные щеки вдруг покрыл розовый румянец, а маленькие пухлые губы приняли недоуменное выражение.

– Хорошо, Алексей, но к чему все это?

– Забудьте сегодня о том, что я ваш ученик, – с улыбкой сказал он.

– У меня не получится, – грустно ответила она. – Вы… ты напрасно решил провести вечер со мной. Только зря время потеряешь. Не останется ни радости, ни впечатления… Посмотри, сколько кругом таких юных и прекрасных девушек. И многие будут рады твоему вниманию.

– Не знаю… – задумчиво произнес Алексей. – Мне никого не нужно… Неужели вы даже на один вечер не хотите забыть свои заботы? Или, может, у вас неприятности?

Танец закончился. Алексей проводил свою партнершу к ее столику, где, рассматривая молодежь оценивающими взглядами и лишь изредка обмениваясь кое-какими репликами, сидели две пожилые преподавательницы. Но только он отошел к стене, как невысокий лысеющий мужчина, игравший роль массовика-затейника, без которого не обходились подобные школьные вечера, вышел в центр зала и объявил белый танец.

Ребята, скрывая нетерпеливое волнение, вызывающе переглядывались, а девушки робко, по одной, стесняясь всеобщего внимания, начали приглашать таких довольных собою ребят.

Алексей пристально, не отрываясь, смотрел на бледное, отвлеченное лицо любимой учительницы. Вернее, он видел половину ее лица. Она сидела за столиком боком к нему, размешивая в чашке кофе. Алексей смотрел на ее задумчивое лицо и мучительно ждал, что вот-вот она взглянет в его сторону, хотя совершенно не верил, что она сама сможет пригласить его на танец.

Одна из сидящих рядом учительниц наклонилась к Людмиле Михайловне и шепнула ей что-то на ухо. Людмила Михайловна резко повернулась в сторону Алексея. Их взгляды мгновенно сошлись. Он чувствовал, что нужно выдержать этот острый взгляд ее больших черных глаз. Но тут ее глаза потупились, она покраснела, затем медленно встала из-за стола, тихо извинилась и направилась к выходу из зала.

Алексей дождался, пока она скроется за дверью, потом, не спеша обходя столики, вышел в коридор. Там было пусто. Однако он ясно услышал удаляющийся быстрый стук ее каблуков. Затем стук смолк. Алексей сбежал с четвертого на третий этаж и увидел, как закрывается дверь одного из классов. Он осторожно подошел к этой двери, хотел было постучаться, как вдруг до его слуха дошло короткое нервное всхлипывание, перераставшее в тихий женский плач. Алексей распахнул дверь. В классе было темно, и все же в свете, проникшего из коридора, он увидел, что у окна спиной к нему, закрыв лицо руками, стояла она. Плечи ее вздрагивали и в темноте казались еще более узкими и хрупкими. Учительница, опустив руки, повернулась на свет. Ее глаза и щеки блестели от слез.

Алексей закрыл дверь и медленно подошел к ней.

– Зачем ты пришел? Уйди сейчас же! – вскрикнула она.

– Не гоните меня… – тихо сказал он.

Она вынула из рукава носовой платок и стала прикладывать его к лицу.

– Людмила Михайловна, будьте со мной откровенны, почему вы плачете?

– Да так, нервы… – уже спокойно произнесла она. – Но зачем ты здесь? Там праздник, а ты здесь…

– Я люблю вас.

Она испуганно посмотрела на него. Потом ласково провела ладонью по его волосам и сказала:

– Милый Алеша, я всегда считала тебя хорошим мальчиком, прилежным учеником и ничего больше я не могла в тебе видеть. Ты подумай, что ты говоришь… Как это могло случиться? Разве ты сказал правду?

– Да.

Людмила Михайловна стояла пораженная, не зная что сказать. Во тьме ее бледное лицо было удивительно красивым и молодым. Она притянула к себе его голову и тихо поцеловала в лоб.

– Всё. Иди, – прошептала она и отвернулась к окну.

Алексей некоторое время стоял молча с опущенной головой, не способный пошевелиться, словно все произошедшее минуту назад случилось в сладком сне и от малейшего движения сон этот может прерваться. Наконец молчание стало тягостным, и он, будто очнувшись, вплотную приблизился к учительнице, не решаясь прикоснуться к ней.

– Людмила Михайловна, – негромко произнес он, – теперь я уже не смогу жить спокойно.