Мэхелия Айзекс - Сила твоих чар

– В самом деле? – Потные пальцы Алисии прилипли к лямке рюкзака. – Я знаю, что ты был болен.

– Не сомневаюсь, – насмешливо фыркнул Люсьен. – Отец пойдет на все, лишь бы настоять на своем. – Внезапно его голос дрогнул. – Уходи, Алисия. У меня нет желания разговаривать с тобой.

Или нет сил, с тревогой подумала Алисия. О Боже, ничего удивительного, что его отец совсем отчаялся. Он потерял надежду достучаться до сына. Но с чего он взял, что это удастся ей, Алисии?

Тем временем Люсьен повернулся и ушел.

Алисия поставила рюкзак на стол и неуверенно осмотрелась. Справа находится комната, на которую указал Пьер, когда говорил, что горничная оставила ей еду. Но есть Алисии не хотелось. Конечно, можно поискать Пьера. Он наверняка где-то поблизости и ждет распоряжения отвезти ее либо в palais, либо в аэропорт. Но уехать она не может. Почему-то месье Жозеф считает, что она может повлиять на Люсьена. Необходимо попытаться еще раз.

Она сделала глубокий вдох, взялась за перила и начала подниматься по лестнице. Путь освещали крошечные лампочки в потолке; на первой лестничной площадке стоял внушительный торшер. Ступеньки вели на третий этаж, но она помнила, что Люсьен туда не поднимался. Он пересек площадку и исчез в одном из парных коридоров. Она немного поколебалась и выбрала левый.

Этот коридор освещался лампами, которые подсвечивали висевшие на стенах картины. То были не мрачные старинные портреты, украшавшие коридоры Монмуссо, а современные пейзажи, на одном из которых был изображен palais.

Но Алисия знала, что пользуется картинами как возможностью отвлечься. Толстые подошвы ее ботинок скрипели по мозаичному полу, хлопковая юбка до лодыжек и футболка, надетые утром на работу, разительно не сочетались с этой обстановкой. Нужно было заехать домой и переодеться, ни с того ни с сего подумала она. Но де Грасси-старший заразил ее своей тревогой за судьбу сына.

В конце коридора виднелась распахнутая настежь двустворчатая дверь. Алисия быстро прошла по яркому ковру, краски которого приглушал полумрак, и остановилась у входа в просторную гостиную. На бледно окрашенных стенах висели гобелены ручной работы; по бокам от камина из белого камня стояли пухлые бежевые диваны и кожаные кресла. На диванах, креслах и даже на огромном ковре с бахромой валялось множество подушек. Именно подушки придавали этой комнате тепло, уют и неповторимость.

Однако взгляд Алисии привлек мужчина, стоявший на балконе. Как и лестница, комната была освещена несколькими светильниками; в высоких окнах виднелось звездное небо, которое напоминало темное покрывало, украшенное серебряным полумесяцем.

Люсьен не видел ее. Он считал, что Алисия еще внизу, что она готовится к отъезду. Может быть, балкон выходит на фасад? Но надеяться на это глупо. Даже если Люсьен собрался проследить за ее отъездом, это вовсе не значит, что он хочет, чтобы она осталась.

Алисия не знала, как ей быть. То, что она посмела войти сюда, может быть расценено как непозволительная вольность. Он не приглашал ее. Наоборот, ясно дал понять, что ей здесь нечего делать. Так почему же она не хочет смириться с поражением?

Потому что не может.

Как бы больно ей ни было, она обязана попытаться поговорить с ним. Привести его в чувство, упрямо подумала Алисия. Если его депрессия имеет отношение к Бертрану, к тому, что она столько лет скрывала от него сына, нужно что-то с этим сделать. Даже если для этого придется надолго оставить мальчика в Монмуссо.

О Боже, какая же она дура! А вдруг Люсьен и его отец составили хитроумный заговор, чтобы получить власть над ее сыном?

Однако она тут же отвергла эту мысль. Никакого заговора не было. Люсьен выглядит совсем больным. Неужели его травмы были такими тяжелыми? Неужели он так и не поделится с ней?

– Ступай, Пьер, – по-французски сказал Люсьен.

Он принял ее за дворецкого. Нужно назвать себя.

– Это я, – негромко сказала она.

Люсьен резко повернулся и покачнулся. Алисия тут же устремилась вперед и обхватила его за талию.

– К тебе это относится тоже, – резко ответил он.

Алисия шумно выдохнула.

– Это не очень-то вежливо. Я всегда думала, что французы гордятся своей учтивостью. Впрочем, вам, де Грасси, законы не писаны.

Глаза Люсьена были прикрыты веками, и Алисия не могла понять их выражение, но его ноздри раздулись.

– Пусть будет так, – спустя мгновение сказал он. – Теперь ты уедешь?

Алисия покачала головой.

– Не могу.