Сильвия Торп: Поместье любовных грез

После того как Эдвард надежно привязал ее к стулу, яростными рывками затянув шнур, он вытащил из кармана носовой платок и заткнул ей рот, бросив через плечо леди Таррингтон:

– На всякий случай – чтобы не заорала! А то еще дети проснутся.

Памела содрогнулась от жестокого цинизма этих слов – ведь он считал, что и Стивен, и Мелисса находятся в наркотическом забытьи, причем первый из них – так считал Эдвард – уснул навеки. Она понимала, что его истинная цель – помешать ей обвинить его в чем-либо, и горько пожалела о том, что не сделала этого сразу, едва лишь леди Таррингтон вошла в комнату. Она бы, конечно, не поверила, но, возможно, это задержало бы на некоторое время поиск документов, а каждое выигранное мгновение увеличивало шансы на то, что Джейсон поспеет вовремя.

Леди Таррингтон кивнула в ответ и уже начала обыскивать комнату. Она взялась за дело обстоятельно и энергично, и вскоре Памела поняла: нет никакой надежды на то, что документы не обнаружат. Интересно, что за историю сочинил Эдвард, чтобы объяснить, откуда ему о них известно? В любом случае его информация явно убедила ее светлость, что ее тайна раскрыта. Теперь у нее появилась надежда предотвратить разглашение этой тайны, а также уничтожить, наконец, единственное доказательство. Казалось, она всецело была поглощена идеей найти и уничтожить документы. Памела содрогнулась, осознав, что, как только документы будут уничтожены, леди Таррингтон столь же яростно возьмется за нее с целью заставить ее замолчать навеки.

Время шло. Эдвард, двигавшийся с одной стороны комнаты, в то время как леди Таррингтон обыскивала другую, изучал содержимое гардероба. Еще через несколько минут он неминуемо доберется до книжных полок. Памела снова бросила исполненный страдания взгляд на часы, но стрелки, казалось, едва двигались. Она уже была близка к обмороку. Огонь ярко пылал, в комнате снова стало тепло, а кляп во рту затруднял дыхание. Тело, стянутое тугими путами, сводило судорогой от боли, но ее физические страдания не шли ни в какое сравнение с душевными.

Эдвард почти закончил обыск гардероба, теперь он мог в любой момент взяться за книжные полки. Стрелки на часах показывали без пяти десять. Памела погрузилась в лихорадочные вычисления. У Джейсона уйдет по меньшей мере пять минут на то, чтобы добраться до дома от лесной опушки, она велела Стивену закрыть дверь, ведущую в сад, но дверь запиралась лишь на старую щеколду, и надежно ее держали бы только массивные засовы изнутри. Стало быть, он не столкнется с препятствиями. Она знала, что он придет – в этом у нее не было ни малейшего сомнения. Но если он не появится с минуты на минуту, он навсегда потеряет права, обретенные, им при рождении.

Эдвард повернулся к книжным полкам, вытаскивая по очереди каждую из книг Стивена, и, перелистав страницы, швырял тома обратно. И наконец, когда он добрался до полки с книгами Мелиссы, Памела услышала его торжествующее восклицание.

– Нашел! – ликующе воскликнул он. – Вот где хитрая мерзавка их спрятала!

– Дайте мне посмотреть! – Леди Таррингтон резко повернулась при первом его восклицании и теперь подошла, протянув руки. – Отдайте мне связку!

Эдвард отдал, и она, подойдя к освещенному столу, дрожащими пальцами стала развязывать шнурок. Развернув сверток, она с побагровевшим, искаженным лицом вонзилась взглядом в ту бумагу, что лежала сверху. Это была запись о регистрации брака, заключенного между Хамфри Таррингтоном и Сюзан Хоксуорт в октябре 1770 года, за шесть месяцев до ее собственного «бракосочетания».

– Так, значит, это правда! – произнесла она жутковатым шепотом. – До настоящего момента я никогда по-настоящему в это не верила! Будь он проклят! Будь они оба прокляты!

– Немедленно сожгите бумаги! – прошипел Эдвард. – Бросьте их в камин, сударыня, и тогда вашу тайну удастся сохранить!

Внезапно по комнате пробежал ветерок, от чего пламя свечи затрепетало. С порога раздался голос Джейсона, спокойный, но убийственно насмешливый:

– Тайну, может быть, и удастся, а вот за твою безопасность, приятель, я не ручаюсь!

Джейсон стоял на пороге и, казалось, заполнял собой весь дверной проем, его черные волосы – на нем не было головного убора – почти касались притолоки. Для двух человек из трех, находившихся в комнате, было нечто настолько диковинное в этом его внезапном, бесшумном появление в доме, который они считали надежно защищенным запорами от любого вторжения, что они стояли, словно окаменев, в тех позах, в которых их застал его голос. Они застыли как громом пораженные скорее от потрясения, чем от угрозы, которую таил в себе наведенный на них пистолет у него в руке.