Карла Кэссиди: Неистовое сердце

– Она не смехотворная, – ответила Джинджер. – Таким образом я узнала, чего ты на самом деле хочешь.

С минуту они мерили друг друга взглядом. Злость трепетала в воздухе между ними, как живое существо.

– Ты всегда была избалована. Ты всегда хотела поставить на своем.

– На себя бы посмотрел, – сказала Джинджер раздраженно.

Джадд не знал, чего ему больше хотелось – схватить ее за горло и задушить или заключить в объятия и расцеловать.

– Ну, так ты поговоришь со мной или нет? – спросил он.

– Нет, сейчас у меня нет настроения обсуждать дела. Я хочу спокойно попить кофе, желательно одна. – Она допила и встала, чтобы налить себе еще.

– Я не могу управлять фермой, в основе которой лежат твои причуды. Как обычно, ты просто капризничаешь.

– Я покажу тебе капризы! – воскликнула Джинджер.

Она не могла больше сдерживаться, ее прорвало. Она замахнулась керамической чашкой. Прежде чем она успела ее швырнуть, Джадд пересек комнату и крепкой хваткой сжал ее руку.

– Вспыльчивость не доведет тебя до добра. Ты-то точно сумасшедшая, но и я, должно быть, спятил, когда собирался жениться на тебе. Какой мужчина захочет постоянно питаться кайеннским перцем? [3] – С этими словами он захлопнул за собой дверь.

Джинджер швырнула чашку в тот самый момент, когда дверь закрылась. Как снаряд, она ударилась о деревянную дверь и разбилась вдребезги. Детская выходка, ну и что ж? Джинджер необходимо было отвести душу.

– О-о-ох… – Джинджер огляделась вокруг в поисках предмета, который помог бы разрядить все еще душившую ее ярость.

Кайеннский перец… Она ходила по комнате, в ней клокотал гнев. Я покажу тебе кайеннский перец, подумала она, роясь в шкафу для специй. Обнаружив коробочку, она открыла ее и высыпала жгучий перец в кастрюльку с кипящей на плите подливкой.

В тот же вечер Джинджер сидела за кухонным столом, пытаясь проглотить бутерброд.

Она была не голодна, но она не ела весь день и знала, что ей необходимо перекусить.

Она ощущала беспокойство, как будто внутри у нее тикала бомба с часовым механизмом, готовая взорваться. Погода не способствовала облегчению. Воздух был наэлектризован, а тучи над головой сгущались и становились темнее. Снова надвигалась гроза. Хотя Джинджер ненавидела гром и молнию, она призывала грозу, надеясь, что она не только уменьшит духоту в воздухе, но частично снимет напряжение с самой Джинджер.

Она провела этот день, бродя по ферме, избегая Джадда и мыслей о нем. Она навестила Лайзу и была ей благодарна, что та ничего не спросила об отмененной свадьбе. Визит был коротким, потому что в присутствии Лайзы и ее новорожденного ребенка Джинджер почувствовала почти физическую боль: ведь то же самое могло быть и у нее, но теперь не будет. На кухню вошел Джадд. Доставая чашку из буфета и наливая себе соус, он делал вид, что не замечает Джинджер.

Джинджер пыталась скрыть злорадство при мысли о кайеннском перце, который она положила в его еду. Уж конечно, во рту у него словно вспыхнет адское пламя!

Он взял пригоршню соленых крекеров и присоединился к ней за столом, сев прямо напротив нее.

– Что ты задумала? – спросил он, подозрительно взглянув на нее.

– О чем ты? – Она изобразила невинность, а сама ждала, что после первого глотка пар пойдет у него из ушей и языки пламени вырвутся изо рта.

– Уж очень виноватый у тебя вид, – проворчал он, разламывая крекеры и размешивая их в чашке. Потом взял ложку и сделал большой глоток. – Мммм, подливка удалась на славу.

Джинджер как будто окатили холодной водой. Она встала из-за стола и ушла с кухни, направившись в спальню, где могла остаться наедине со своими мыслями.

Стоило ей выйти, как Джадл выскочил из-за стола и ринулся к холодильнику. Он схватил кувшин с водой и стал жадно пить, от жжения во рту на глаза ему навернулись слезы. Потом подошел к раковине и несколько раз прополоскал водой из кувшина рот. Маленькая озорница. Он понял по ее лицу, что она затеяла что-то недоброе. Ему ничего не оставалось, как проглотить первую порцию и беззаботно ей улыбнуться. Он не собирался давать ей возможность поиздеваться над ним.

Джадд больше не мог есть подливку, но это не имело значения. Он все равно не был голоден. Надвигающаяся гроза вызывала в нем беспокойство, какое-то безотчетное волнение.

Ни на минуту он не забывал, что в этот день должна была бы состояться его свадьба. Сегодня ночью он наконец заключил бы Джинджер в объятия и насладился страстью, на которую до сих пор мог лишь надеяться.