Сандра Мэй - Самая длинная ночь

Длился он недолго. Подсознание прекрасно понимало, что Элисон спит в своей комнате, но рано или поздно проснется, а Джессики рядом нет, будет плач, истерика… Короче говоря, Джессика кое-как встала на ноги и медленно побрела к двери. Мысли вертелись в голове, сталкиваясь, разбегаясь и перепутываясь друг с другом.

Арман Рено звонит в дверь. Старший брат Фрэнка, зануда и педант, звонит в дверь квартиры Джессики Лидделл.

Зачем ему Джессика Лидделл? Она ему на фиг не нужна!

Значит, он пришел за Элисон!

И Джессику снова охватил холодный ужас.

Элисон только-только начала выходить из своего ступора, она уже не так часто плачет, она уже пытается помогать Джессике по хозяйству… Лучше даже не думать, какая с ней случится истерика, если ее заберет чужой для нее человек.

Джессика, а как будешь плакать ты сама!

Но что бы там ни было, Арман Рено имеет право войти.

А также право забрать Элисон и выгнать Джессику Лидделл, точнее, просто увезти от нее Элли, потому что, строго говоря, у нее нет никаких шансов победить в этом споре. Она незамужняя, безработная, не совсем здоровая и совсем малообеспеченная. А он – барон.

Как хорошо, что в прекрасной дубовой двери есть глазок! Надо хоть посмотреть на барона этого…

Она все равно никогда в жизни не видела Армана, знала только, что он старше Фрэнки на пять лет. Фрэнки говорил о брате шутливо и немного снисходительно, но, судя по всему, любил его. «У Армана в сейфе лежит подробный график жизни на ближайшие десять лет. И инструкции на все случаи жизни».

И по образованию он юрист. А Элли – гражданка Франции… Он давно уже мог потребовать ее возвращения на родину… Возможно, это хороший знак, что Арман Рено прилетел в Штаты сам? А возможно, это плохой знак. Посмотрим.

Если бы кто-то мог видеть Джессику Лидделл в эту минуту, то явно посчитал бы ее за ненормальную. Полы халата разошлись, рыжие волосы дыбом, лицо бледное, зеленые глаза полыхают, словно прожекторы или кратеры вулканов, курносый нос подозрительно распух, да еще вдобавок из закушенных до синевы губ вырываются совершенно безумные слова: «Пусть это окажется грабитель. Или продавец карманных библий. Или страховой агент. Или все-таки грабитель».

Звонок выдал требовательную трель, от которой внутри у Джессики все оборвалось в очередной раз, и она на негнущихся ногах стала приближаться к двери, издавая легкое сипение, в котором только очень чуткое ухо могло уловить нечто вроде «иду, иду, минуточку!».

Тапочки превратились в колодки, халат – в смирительную рубашку.

Если это действительно Арман Рено, а это, скорее всего, он, то она должна быть сильной. Очень сильной. Супер сильной. Она просто обязана защитить Элисон от… от ее родного дяди. Ерунда какая-то получается.

Неважно, ерунда, не ерунда, главное – спрятать Элли, спрятать так, чтобы ни одна ищейка не смогла бы ее найти. Выиграть время, улизнуть, сбежать. Если понадобится, они с Элисон спрячутся на необитаемом острове!

Еще скажи, на Луне, идиотка!

– Иду, иду, минуточку!

Элли не должна вновь страдать, не должна – и все тут. И уж конечно не должна попасть в чужую страну к чужим людям, а они для нее чужие, как ни крути, хоть и родственники, чужие и холодные лягушатники без сердца и совести, так долго игнорировавшие существование собственного сына и его семьи!

Ведь Фрэнк, хоть и не жаловался, но наверняка переживал, что его семья не хочет признавать Монику. Или это Моника не захотела признавать его семью? Во всяком случае, Моника и Джессика страшно веселились, идиотки, над всеми этими феодальными заморочками…

И вот теперь этот фон-барон хочет силой увезти девочку в свой угрюмый замок, где по каменным галереям гуляют сквозняки, а постельное белье всегда сырое, где на обед подают жидкий луковый суп и дурацкие круассаны, где никто не пожалеет Элли и не ляжет с ней рядышком, когда она опять увидит во сне кошмар…

Образ несчастной сиротки Элли, рыдающей в серых каменных палатах посреди огромной промерзлой постели, вышел так убедительно, что Джессика начала тихонько всхлипывать, одновременно переполняясь жаждой мести жестокосердному барону. Видимо, именно ярость придала ей сил, и уже через каких-то десять минут Джессика Лидделл решительно отпирала трясущимися руками многочисленные замки на добротной дубовой двери.

Перед ней стояли шесть с лишним футов Абсолютного и Бесповоротного Идеала Всех Женщин. Серый с искрой костюм облегал широкие плечи, подчеркивал античный торс, оттенял огненные черные глаза и скромно намекал на годовой доход Идеала, который не шел ни в какое сравнение даже, пожалуй, с пожизненным доходом Джессики Лидделл.