Сандра Мэй - Под созвездием любви

Волны, шипя, накатывали на берег и убегали обратно, обжигаясь о раскаленный белый песок. Высоко в бирюзовом небе парил альбатрос. Или чайка. Или еще какая-нибудь птица.

Пейзаж выглядел нереальным — именно в силу своей… традиционности, что ли? Подобные пейзажи можно встретить на любой почтовой открытке — «Привет с Багам» или «Встретимся на Карибах»…

Пожалуй, единственное, что несколько выбивалось из общего стиля, это двое людей, не спеша бредущих по белому пустынному пляжу. «Несколько выбивалось» — это фигура речи. На самом деле эти двое здесь выглядели так же неуместно, как, скажем, красотки в бикини — верхом на айсберге, мирно дрейфующем среди полярных льдов.

Высокий молодой мужчина, очень загорелый, атлетически сложенный, невозмутимый и бесстрастный, шел чуть впереди. Позади него вышагивал мужчина постарше, дородный и осанистый. Если не знать, что пляж, а соответственно и остров находятся в нескольких милях от береговой линии штата Флорида, США, то второй мужчина подозрительно напоминал типичного английского дворецкого.

Высокий и молодой был в светлых льняных брюках, белоснежной рубашке, застегнутой до самого горла, и в мягких мокасинах из светлой замши. Дородный и осанистый, как и полагается дворецкому, был в черном фраке с бабочкой. Общее впечатление немного портили легкомысленные шорты-бермуды — впрочем, их отлично уравновешивали черные ботинки и носки.

«Дворецкий» нес в руках громадный зонт, стараясь, чтобы тень полностью закрывала молодого мужчину. На лице последнего застыло выражение… очень странное выражение, вот, пожалуй, и все, что можно сказать. Такое ощущение, что мысли молодого мужчины были где-то очень далеко…

Медленно и размеренно эти двое прошагали по пляжу и поднялись на небольшой холм. Здесь в тени гибискуса стоял складной столик, сервированный примерно так, как он мог бы быть сервирован где-нибудь в графстве Кент. Или Девоншир. Или в любом другом английском графстве.

Молодой мужчина сел и дождался, пока «дворецкий» сложит зонт и откупорит бутылку, торчащую из серебряного ведерка со льдом. Пригубив вино, молодой мужчина произнес приятным мягким баритоном:

— Благодарю вас, Арбетнот. Вы можете вернуться в дом. Я посижу здесь до сумерек.

— Простите, милорд, но погода портится и…

— Шторм будет завтра, Арбетнот. Только завтра. Можете идти.

Дородный Арбетнот поклонился и величаво удалился. Молодой мужчина устремил взгляд своих больших черных глаз на океан. Лицо его оставалось столь же бесстрастным и отрешенным, однако губы шептали странное:

— Зачем, Сесили? Зачем? Неужели нельзя было иначе?..

Дженнифер Аргайл сломала ноготь на указательном пальце и расстроилась. Этот был одним из самых удачных ее ногтей — в смысле маникюра. Совершенно идеальная миндалевидная форма. Собственно, только на этом пальце и удалось ее достичь — остальные ногти выглядели просто ужасно. Ну то есть… не то чтобы совсем УЖАСНО, просто… когда все время возишься с пыльными книгами и мелкими безделушками, которые надо отмыть, подклеить…

Дженнифер Аргайл было двадцать пять лет, и она совсем недавно стала владелицей крохотного антикварного магазинчика в Старом городе. Саванна в принципе была старым городом, но к самой древней своей части относилась крайне ревностно. Именно здесь в первозданной своей красе сохранились белоснежные особнячки истинных южан, именно по этим улочкам все так же гуляли дамы в шляпках и под кружевными летними зонтиками, а афроамериканцы в Саванне были тихими и почтительными — никакого сравнения с горластыми и опасными рэперами Нью-Йорка.

Про Нью-Йорк Дженнифер знала не понаслышке — училась там и жила целых три с половиной года. Большое Яблоко ей нравилось, но стать там своей она так и не смогла. Зато набралась знаний — и опыта, который пригодился ей в Саванне два года назад, когда погибли в автокатастрофе ее родители и старший брат.

Два года назад она осталась совсем одна на белом свете. Даже страшно представить — ни одного родственника Дженнифер Аргайл на всем огромном земном шаре…

Наследство оказалось на удивление внушительным. Дженнифер приобрела магазинчик и положила на счет в банке вполне приличную сумму — не миллионерша, но и не средний класс. Во всяком случае, на зимние каникулы она смогла съездить в Европу и своими глазами увидеть родину фарфоровых статуэток, стоявших в одной из ее витрин, а также венецианской роскошной люстры, которую никто не собирался покупать по причине ее размеров.