Кристина Лестер: Утро в Нормандии

Все-таки удивительная штука – жизнь. А женская душа – еще более удивительная штука… Через две минуты Барби и Сандра, подъехавшие к дому на старом автомобиле, увидели чудовищную картину, возмутившую их до глубины души: Кейт скакала по лужайке, оглушительно крича в рассветной тиши, и размахивала каким-то листком. Когда они недоуменно и даже чуть-чуть обиженно высадились из машины, она подбежала к ним, расцеловала по очереди обеих, потом принялась целовать измятый и уже порядком потрепанный листок, и снова поскакала по лужайке галопом.

Подруги переглядывались.

– Эге-гей! – кричала Кейт, приводя в ужас утренних котов на крыше. – Меня приняли в Сорбонну! Ура! Я зачислена!

– Что ты так радуешься? – проговорила Сандра, с трудом перехватив ее где-то между пятым и шестым кругом, который Кейт описывала вокруг них. – Ты же никогда не любила учиться.

– Дундушка ты китайская! Там же Жан! А у меня теперь есть повод жить в Париже! Эге-гей! Девчонки! Идемте паковать вещи!

Ах, значит, он полюбил ее «за яркую обертку»?! Значит, он ничегошеньки не видел дальше этой обертки? И слово-то какое придумал: «обертка», как будто она конфета или товар, упакованный в подарочный фантик! И любил он, значит, именно эту обертку, а вовсе не то, что внутри. Господи, да он же просто не знал, что у нее есть что-то внутри! Он не удосужился это узнать! Кейт зашмыгала носом, хотя это было категорически запрещено. Еще чего не хватало, плакать из-за какого-то… как там папа сказал? Фигляр… вот он кто! Ведь он же умный, совсем неглупый, ведь не мог же он не заметить, что она не пустышка. И что кроме длинных ног и красивых волос у нее кое-что есть еще… И что под красивой одеждой у нее спрятано не только красивое тело, но еще и сердце, которое умеет любить… И что нужны ей не только мотоциклы, но и…

– Ох, Жан, – простонала она, привалившись к холодному боку своего Харли, – любимый мой Жан, как ты нужен мне!!!

Она сидела прямо на земле, уронив голову на руки и согнув колени.

…Когда первые восторги по поводу Сорбонны улеглись и девчонки, призванные ее утешать, наконец отчалили, не без обиды, впрочем, за «ложную тревогу» среди ночи, она осталась один на один со свой радостью и горем одновременно. Вот тут-то к ней и подошло настоящее понимание всего произошедшего. Оно, это понимание, в какой-то момент целиком заполнило ее юную душу, которой еще ни разу не приходилось переживать ничего подобного. То была настоящая взрослая жизнь, а не сон и не игра, а с наступлением утра нельзя было все забыть или сказать: «чур, я выхожу!».

Наконец, после долгого одинокого молчания, оптимизм и самоуверенность взяли верх над мрачными мыслями, и она, вздернув подбородок, громко прошептала, погрозив кулаком в пространство:

– Ну… ты у меня еще попляшешь! – После чего поднялась и решительным шагом отправилась в дом.

В холле и нескольких боковых комнатах все еще горел свет, хотя на улице давно стояло солнечное утро. Город пробуждался к новому рабочему дню, кажется, среде, а на их окраине, застроенной семейными коттеджами, стояла последняя прохлада, которая обычно уже в семь утра таяла и превращалась в зной. Оглядев с балкона панораму своего квартала, Кейт заметила себе, что в словах Жана, пожалуй, есть доля здравого смысла: местечко здесь не очень-то веселое, как, впрочем, и весь юго-запад штата. Но и она права: ночные гонки были единственным доступным ей развлечением, учитывая местный колорит и нескончаемые открытые дороги на сотни миль…

Кейт мужественно вошла в спальню, в которой стоял огромный комод с бельем, и начала собирать вещи. Бросив два больших чемодана на кровать, она вдруг обернулась и увидела свое отражение в зеркале. Да, прав был тот сумасшедший француз, сравнивший ее с львенком. Между прочим, Жану почему-то в голову не приходило назвать ее так. Дальше стандартного «Рыжика» дело не шло, но чаще всего он просто игнорировал эту заметную деталь ее внешности.

Кейт опять с досадой вспомнила про «яркую обертку». Значит, она должна стать еще ярче! И вообще – стать другой! Он увидит ее, поймет, от какого сокровища отказался, и все забудет… И даже если у него появилась другая… Все равно она заставит его думать, что лучше нее на свете девушки нет! Кейт еще раз прошлась глазами по своему отражению и усмехнулась, вспомнив того француза. Как там, бишь, его звали? Кажется, Бернар…

Это случилось в ее первую поездку во Францию, в апреле, когда она подавала документы в Сорбонну. Он подошел к ней, когда она нежилась в лучах весеннего солнышка, развалившись на скамейке в университетском парке, и нарушил ее мирную дрему. Кейт ждала, когда за ней придет Жан, чтобы отпросить у бабушки на пару дней с ночевкой. Он тогда специально взял недельный отпуск, чтобы вырваться из Техаса и показать ей «наш будущий город счастья».