Вайолетт Лайонз - Дар небес

— Видишь?.. Теперь-то видишь, милая? Мы с тобой уже в огне, а ведь все еще только-только начинается!

Неуловимым движением, не оставив ей ни секунды на размышления, он сбросил с нее одеяло и тут же накрыл ее всей тяжестью своего горячего тела, словно испугавшись, что прохладный воздух комнаты остудит ее пылающую кровь.

Дженис хотелось сейчас лишь одного: касаться Адама, ощущать теплую шелковистость его кожи, налитую силу мышц, вдыхать запах его шелковистых темных волос, но когда она потянулась к нему, попытавшись расстегнуть пуговицы его рубашки, Адам издал хриплый возглас протеста.

— О нет, мой ангел! Не в этот раз!

Ее блуждающая рука попала в плен его пальцев, из которого, несмотря на их нежность, невозможно было вырваться.

— Сегодня моя очередь, — произнес Адам голосом, огрубевшим от страсти, одной рукой держа ее за запястья, а другой гладя ее волосы, плечи, груди с набухшими от желания сосками, и торжествующе засмеялся, когда Дженис всхлипнула:

— Ты сводишь меня с ума, Адам.

Его блуждающая рука двинулась ниже, скользнула под подол ночной рубашки, вычерчивая на атласной коже ее бедер невидимые узоры.

— Я подарю тебе столько наслаждения, сколько ты сможешь принять, Джен, и ты наконец поймешь, какое это счастье — обладание друг другом!

Ночная рубашка Дженис птицей пролетела в угол комнаты, голова Адама припала к ложбинке между грудей, а горячие губы его по сходящейся спирали начали восхождение к вершине одного из полукруглых холмов.

— Адам! — Тело Дженис судорожно выгнулось в стремлении к немедленной вожделенной развязке, но ответом был лишь щекочущий кожу груди смех Адама. — Адам!.. Пожалуйста!..

— Терпение, малышка, терпение! Мы еще даже не на середине пути!

Даже не на середине пути? Но она уже изнемогала от сладкой муки и не могла больше ее терпеть, не могла ждать…

Но в эту самую секунду влажные губы Адама взяли в плен ее упругий розовый сосок, и в голове Дженис не осталось ни одной мысли, глаза распахнулись, бессмысленно устремившись в белый потолок. Все ее существо было сконцентрировано в этой точке, от которой, как от камня, брошенного в гладь зеркального пруда, по всему телу расходились волны немыслимого наслаждения. Ей казалось, что она застыла, впитывая в себя сладость этой муки, а на самом деле она металась по постели, закидывая назад голову и, как молитву, повторяя имя Адама.

И когда он на секунду оставил ее, чтобы сбросить с себя свитер и рубашку, ее руки словно прикованные, остались неподвижными, несмотря на мучительное желание потянуться ими к нему и слиться в одной страстной судороге с его жаждущим наслаждения телом.

Она не видела ничего, кроме Адама, не слышала ничего, кроме его голоса, шепчущего ей что-то ласковое и ободряющее, не чувствовала ничего, кроме возбуждающего мускусного запаха мужского тела.

И если раньше она боялась, что не выдержит такого наслаждения и разлетится на миллион мельчайших осколков, то теперь ей хотелось одного — чтобы это продолжалось вечно, потому что и представить было невозможно, что она способна насытиться осязанием его тела. Уловив перемену в ее чувствах, Адам целовал и ласкал ее все медленнее и нежнее, пока она не почувствовала, что превратилась в пылающий факел.

Уже не в силах удерживать руки от действия, Дженис рискнула пробежаться пальцами по его мускулистой спине и, остановившись на ремне, отыскала пряжку и начала нетерпеливо расстегивать ее.

— Джен!.. — предостерег он ее.

— Я хочу касаться тебя! — пробормотала она недовольно. — Хочу чувствовать тебя всего.

— Скоро, — пообещал он хрипло. — Уже скоро!

Он резко повернулся на бок, а когда снова оказался сверху, то был таким же обнаженным, как и Дженис.

— Теперь ты чувствуешь меня, Джен, чувствуешь, как я тебя хочу?

Дженис хотела ответить, но пальцы Адама скользнули по животу к самому средоточию ее женственности, и тело ее изогнулось, а с губ сорвался восторженный вскрик. И уже в следующий миг такие нежные, такие ласковые руки Адама обвили ее за талию как два железных обруча и приподняли ее навстречу завершающему удару.

— Теперь ты действительно сможешь почувствовать меня! — хриплым от возбуждения голосом произнес он и осторожно вошел в ее горячее влажное лоно, не переставая при этом покрывать частыми поцелуями ее искаженное мукой сладострастия лицо. Через несколько секунд Дженис уже ничего не видела и не слышала. Всю ее заполнила страсть, разбуженная им, желание, охватывающее ее огнем, возносящее выше и выше, — дикий ритм, мощно переходящий в крещендо восторга, от которого она закричала в полный голос и прижалась к его крепкому мускулистому телу с такой силой, будто оно было единственным спасительным пристанищем ей во всей Вселенной…