Сидни Ламберт: Я тебя не люблю

— А сейчас половина этого бизнеса принадлежит мне, — хладнокровно ответил он. — Так что придется тебе с этим смириться.

Черта с два!

— Ты мог бы раз в жизни сделать хороший поступок и исчезнуть из моей жизни!

Улыбка Грегори стала еще более самодовольной.

— В нормальной обстановке я так и поступил бы, верно? Однако, увы, обстановка у нас далеко не нормальная. Нравится тебе это или нет, но деваться некуда.

Одри взяла бокал и сделала глоток соломенно-янтарного совиньона.

— Грегори Хартфорд, я тебя ненавижу.

— Да и я тоже не могу сказать, что счастлив иметь дело с Одри Болтон — женщиной, которая изменила мужу. Но другого выхода нет. Мой отец любил Южную Африку и говорил о ней не переставая. Наш долг перед родителями — хранить марку «Пол Лотиан». И перед Долл тоже.

Одри пришлось признать его правоту, но она сделала это скрепя сердце. Она сделала глоток вина, смакуя его богатый вкус, и поняла, что не сможет подвести мать. Как ни крути, а бросить плантацию нельзя. Придется работать с Грегори рука об руку.

Тому подобная мысль нравилась еще меньше, чем Одри. Элис и Бен поставили их в тяжелое положение. Вот она, забота о потомстве...

Когда Грегори и Одри развелись, тетя Элис очень переживала. И отчим Одри тоже. Прилетая в Америку, они неизменно пытались заставить его передумать. Они не понимали, что это невозможно. Разве можно простить супружескую измену? Никогда! Давая клятву вечной верности, он не кривил душой и был уверен, что Одри думает так же. Но если так, то, что же заставило ее переметнуться к Кларенсу?

Кузен уже не в первый раз ухлестывал за девушками Грегори. Это было для Кларенса чем-то вроде игры — он пытался доказать, что мужскими статями превосходит брата. А если девушка бывала настолько глупа, чтобы принять ухаживания Кларенса, Грегори понимал, что она не для него.

Но Одри казалась ему сделанной из другого теста. Да, когда они поженились, она была совсем девочкой. Возможно, лесть вскружила ей голову. Она говорила, что очень любит его, и клялась никогда не смотреть на другого мужчину. Тогда почему завела интрижку с Кларенсом?

Может быть, он, Грегори, не удовлетворял ее? Эта мысль ворочалась в его мозгу, пока не стала бесформенной и отвратительной. Неприятно знать, что собственная жена предпочла другого. Он погрузился в глубочайшую депрессию. Грегори не признался бы в этом никому на свете, но его сердце было разбито. Он часто просыпался среди ночи и чувствовал, что по щекам текут слезы.

Чтобы немного прийти в себя, Грегори понадобилось несколько месяцев. Он делал хорошую мину при плохой игре, притворялся, что все в порядке, и клялся, что ничего подобного с ним больше не случится. Кроме того, он клялся, что при новой встрече с Одри убьет ее. Но не ожидал, что эта встреча когда-нибудь состоится.

Когда Одри позвонила и сообщила, что ее мать и отчим погибли в автокатастрофе, Грегори был так потрясен, что не смог выдавить ни слова. Нужно было вылетать как можно скорее. А когда он прибыл в Южную Африку, то Одри была в таком состоянии, что пришлось не только ее утешать, но и взять на себя все дела. В общем, время было тяжелое.

Теперь, когда похороны остались позади, когда нужно было продолжать вести нормальную жизнь или хотя бы соблюдать ее видимость, он решил остаться и взять на себя руководство плантацией. Счастья им это не доставило, но не уважить волю покойных было невозможно.

Ему предстояло изучить новое дело и по возможности улучшить его. Это было сильной чертой Грегори. Он замечал то, что другим в глаза не бросалось. И любил отвечать на вызов судьбы.

Он казался окружающим рубахой-парнем и старательно поддерживал этот имидж, но на самом деле был выкован из стали. Если Грегори и в самом деле хотел превратить успешно работающую — если верить Одри — компанию в процветающую, то был обязан остаться и вступить во владение своей долей.

Плантация была наследством Долл. Следовательно, он делал это и для нее. Грегори обожал свою крошечную двоюродную сестру. Если бы его брак с Одри продлился, у них мог бы быть ребенок того же возраста. Эта мысль часто приходила Грегори в голову, неизменно причиняя боль и только усиливая его ненависть к Одри.

— Ну что, согласна попробовать? — резко спросил он.

Она кивнула, допила вино и отставила бокал.

— Где ты собираешься жить?

— Здесь, конечно. — Неужели Одри и впрямь думала, что он куда-то переедет? Нет, ему нужно быть поблизости. — А ты бросишь свою работу?