Кэтти Уильямс - Околдованная ловеласом

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что была женой, с которой жестоко обращались. Женой, подвергавшейся оскорблениям и насилию. Жалкой женщиной, которую ты счел бы презренной. Той, которая на себе испытала все то, что пришлось пережить тем молодым женщинам, которые нашли приют у Бэт. Понимаешь, почему я так сочувствовала им и сопереживала?

– Ты действительно говоришь о жестоком обращении?

– Да, физическом, психическом, эмоциональном насилии. Шон никогда не церемонился, диктуя свою волю. Использовал любые приемы, которые считал подходящими на момент расправы. – Чейз вызывающе вскинула подбородок. Она пришла рассказать Алессандро то, что еще утаивала до сих пор, а он потом, по размышлении, когда она уйдет, пусть делает, что хочет со своим презрением к ней.

– Шон был весьма сообразительным и истязал меня таким образом, чтобы не оставалось заметных следов. Он выпускал меня из поля зрения только при посещении лекций и консультаций в университете, но я была обязана вернуться домой немедленно по окончании учебных занятий, нигде не задерживаясь и уж конечно не пытаясь подружиться с кем-либо из студентов.

Чейз надеялась, что Алессандро услышал все, что она рассказала, и понял, что от него ей ничего не было нужно.

– Ты сказала, что… полюбила меня тогда… Почему же ты не оставила Шона, своего мучителя?

«Потому, – подумал тут же Алессандро, – что я, влюбившись в тебя по уши, забыл обо все на свете. А должен был защитить».

Ну вот наконец все встало на свои места.

Эта женщина вновь появилась в его жизни при чрезвычайных обстоятельствах, и Алессандро держал ее в заложницах, убеждая себя в том, что этого требовало отмщение. Он боялся признаться себе самому, что он потому так страстно желал заполучить Чейз, что до сих пор был безумно и безнадежно влюблен в нее.

– Я не могла этого сделать, – ответила она, вспыхнув. – Это за последние годы я приобрела финансовую независимость. Для меня было очень важно встать на собственные ноги, чтобы больше никому и никогда не позволять иметь надо мной власть. Но тогда такой возможности не было. Как и сил, чтобы попытаться вырваться из ада. Шон сломал мой внутренний стержень, лишив меня всякой уверенности в себе.

Чейз снова опустила глаза на свои сцепленные руки, все больше слабея от своей исповеди.

– Я пришла к тебе не для того, чтобы оправдываться, а просто рассказать о том, как все было. Встреча с тобой стала для меня самым замечательным событием в жизни. Но Шон узнал о нас. Однажды он злобно выхватил у меня телефон. Я же была настолько глупа, что сохранила в нем твое сообщение с предложением вместе пообедать. Шона это взбесило до такой степени, что я и сейчас помню весь тот ужас и боль, какие испытала тогда. Мне нелегко в этом признаться, но я опасалась за свою жизнь. Он угрожал убить нас обоих, если наши встречи не прекратятся, и, чтобы убедить меня в реальности этой угрозы, потребовал указать место, где мы должны были обедать с тобой. Шон приказал мне сообщить тебе, что встреча эта последняя, а сам сидел за столом позади нас, пока я произносила перед тобой памятную речь о том, как я счастлива в браке.

– Боже мой!

– Я не могла рассказать тебе об этом тогда и не решалась сделать это, увидевшись с снова, потому что…. Я знала, как бы ты отреагировал. В твоем представлении серьезная деловая женщина, уверенно идущая по карьерной лестнице, тут же превратилась бы в жалкую жертву домашнего насилия. Подобную тем женщинам, до которых тебе не было никакого дела, когда ты принимал решение снести приют Бэт, оставляя их обездоленными. – Чейз глубоко вздохнула и посмотрела прямо в глаза Алессандро. То, что она увидела в них, было далеко не презрением. Напряжение из-за затянувшегося молчания между ними достигло предела.

– А потом, – Алессандро был предельно серьезен, – когда мы увиделись вновь, я, вдохновленный надеждой все-таки добиться тебя, шантажом заставил спать со мной…

– Я сама была полна желания спать с тобой, – уточнила Чейз.

– А что же случилось… с любовью? – Алессандро спросил об этом так тихо, что Чейз пришлось напрячься, чтобы услышать его.

– С любовью? Ничего. Я по-прежнему люблю тебя, Алессандро, – с достоинством ответила Чейз. – Ни в чем не раскаиваясь и не сожалея. Ну вот, теперь все. – Она встала, стараясь не думать о том, что происходило в уме Алессандро.

– Не так скоро, Чейз.

Она удивленно взглянула на него. Реплика Алессандро прозвучала повелительно, и Чейз почувствовала, что колеблется в нерешительности, взывая к здравому смыслу.