Дениз Робинс: Запретная любовь. Колечко с бирюзой [сборник]

Я училась в маленькой, не слишком дорогой школе, которую посещала ежедневно. Мне было уже почти семнадцать лет. После похорон я оставила школу и стала вести хозяйство. Мой брат Джерими на год моложе меня. У папы не было достаточно средств, чтобы послать сына учиться в тот университет, который окончил он сам. Брат поступил в классическую гимназию в Уэймауте. Джерими всегда мечтал стать летчиком. Когда он был еще совсем маленьким, наш дом буквально ломился от моделей самолетов — либо уже собранных, либо тех, над которыми он трудился в данный момент, либо полученных в подарок. У него, как и у нашего отца, была скорее склонность к науке, нежели к искусству.

Мне хочется начать рассказ с описания своего дня рождения, когда мне исполнился двадцать один год, потому что именно в этот день я впервые встретилась с Чарльзом и у меня сложилось первое впечатление о нем.

Джерими в то время был дома, в отпуске. Он приехал из Крануэлла, где обучался в летном училище. Даже во время каникул я редко с ним виделась, так как у него было множество друзей-ровесников и его почти не было дома, или же кто-нибудь из дружков сидел у него в комнате, и они без конца слушали патефон. Это была неизменно танцевальная музыка, от которой бедный папа чуть не лез на стенку.

Брат очень интересовался техникой и механикой. Именно это увлечение впервые свело его с Чарльзом. Они встретились на рождественской вечеринке в Шерборне. Вечер был устроен кем-то из наших соседей, чей сын был одним из закадычных приятелей Джерими.

Я на вечеринку не пошла. Папа работал сверх всяких сил и чувствовал себя неважно, а оставить его в Сочельник одного я не хотела. Конечно, если бы на тот вечер пошел Тони, я, возможно, и не проявила бы такой самоотверженности. Он был моим первым кавалером, но тогда уехал куда-то. Папа иногда поддразнивал меня по поводу Гони, потому что тот постоянно околачивался возле меня, когда был в Шерборне. Большую часть года он жил в Лондоне, где проходил курс в медицинском училище при больнице Гая.

Я не думаю, чтобы папа особенно симпатизировал Тони. Со временем даже я начала находить его слишком самодовольным. Он считал, что любая девушка для него — легкая добыча. И все-таки мы с Тони пережили кое-какие счастливые моменты. Говорят, всякая женщина помнит свою первую любовь, а он и был моей первой любовью. Именно с ним я испытала первые волнующие неловкие поцелуи.

Я находила его весьма привлекательным в каком-то особом смысле, не совсем понятном и мне самой. Вообще-то он не слишком нравился мне, но всякий раз, когда он был рядом, я ощущала странное волнение, начинала слишком много говорить, слишком громко смеяться и сама ловила себя на том, что всячески рисуюсь, — словом, всеми силами добивалась, чтобы он обратил на меня внимание.

Как-то раз днем Тони отвез меня в своем маленьком спортивном автомобиле на побережье. Помню, я впервые тогда порадовалась тому, что я хорошенькая. Я знала, что у меня хорошая фигура — длинные ноги, красивой формы лодыжки и на редкость густые волосы — их, наверное, можно назвать каштановыми, почти рыжими. Я носила их толстым пучком за спиной — эта прическа называлась тогда «конский хвост». Кожа у меня была гладкая, а глаза — большие, синие, с темными ресницами. В тот день я подкрасилась, губы накрасила ярче, чем обычно, и нарядилась в короткую синюю юбку и белый джемпер, обтягивавший мои небольшие груди. Был жаркий августовский день. Первый час мы провели плавая в море — подныривали друг под друга и вообще вели себя как парочка шаловливых ребятишек. Однако позднее, когда отдыхали на песчаных дюнах, обсыхая под лучами солнца, оба вдруг примолкли, лежа лицом друг к другу. Тела наши были все еще мокрыми и блестели от соленой воды. Я чувствовала горячее солнце на своей обнаженной коже. Лицо у меня горело, а в крови что-то пело.

Вдруг Тони протянул руку и со спокойной твердостью положил ее мне на плечо. Я думаю, что не столько его прикосновение, сколько выражение глаз заставило мое сердце вдруг учащенно забиться. Помню, я даже спрашивала себя, уж не слышит ли Тони эти неистовые удары сердца. Я чувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Страшно хотелось отвести взгляд в сторону, но это было выше моих сил.

Он улыбнулся медленной, самоуверенной улыбкой и начал водить пальцами по моей руке, а потом по шее. Теперь я понимаю, что это были чувственные ласки. Они, конечно, вызвали у меня совершенно новые и весьма опасные эмоции. Я была не в состоянии двинуться и неподвижно лежала под его ласками, каждым нервом начиная понемногу мучительно ощущать, что рядом со мной молодой самец. Я уже не могла вглядеться в глаза Тони — там виднелось лишь отражение моего лица в тайной глубине зрачков. Я, кажется, сказала что-то вроде: «О Тони!» Он же не произнес ни слова. Вспоминая этот довольно трогательный и ребяческий инцидент, я понимаю: Тони совершенно ясно сознавал, что делает. Он-то был не ребенком, а студентом-медиком. Я же была слишком неопытна и не поняла, что меня пытаются соблазнить.