Дениз Робинс - Лоренс, любовь моя

Бывает, лежу я в темноте долгими бессонными ночами, и перед моим мысленным взором, как наяву, снова и снова встает одна и та же картина: я крадусь по темной галерее, поглядывая на шикарную извивающуюся лестницу с великолепной балюстрадой орехового дерева, ведущей в огромный холл старинного особняка.

В тот незабываемый вечер лишь неяркий свет единственной лампы — электрического фонаря в руках бронзовой статуи нимфы на стойке перил у подножия лестницы освещал злополучный дом Халбертсонов. В густом полумраке я едва различала очертания белой гипсовой розы на высоком потолке и картины в позолоченной раме над резным камином — портрет леди Халбертсон, умершей задолго до моего возвращения в это проклятое место. Художник был мастером своего дела, и Грейс Халбертсон предстала перед нами, как живая: прекрасная и гордая, а в глазах — горе, но какое-то слишком уж ожесточенное и эгоистичное, чтобы вызвать сочувствие.

Однажды ее принесли домой на носилках, со сломанным позвоночником. Парализованная Грейс провела остаток безрадостной жизни в полном отчаянии и одиночестве, без любви, без сочувствия. Муж абсолютно не понимал ее, а Хью, единственный сын, ее родная кровиночка, из-за которого было пролито немало слез, трагически погиб.

Скорбь и печаль висели над Большой Сторожкой, как ядовитые испарения, и я не знаю, смог ли хоть кто-нибудь из живущих в нем избежать их пагубного воздействия, кроме, пожалуй, одного человека, которого я так сильно любила. Моего единственного мужчины.

В конечном итоге именно он, Лоренс, доставил мне столько страданий, сколько не смогла бы доставить ни одна другая живая душа в мире, хотя в то время мой любимый, наверное, и сам не отдавал себе в этом отчета.

Все началось с моего возвращения из монастырской школы в Восдейл-Хэд. Без сна лежа в постели, я раз за разом переживала череду страшных, мистических ночей, проведенных в Сторожке: ночь, когда легенда о Черной Собаке стала явью; ночь, когда я впервые увидела шокирующе прекрасную рыжеволосую Рейчел Форрестер, услышала, как она говорит с Лоренсом по телефону, и заподозрила, что они — любовники; и последнюю ночь, которую мне не забыть, покуда я жива. Именно тогда Рейчел, так и не сумевшая отравить его жизнь, решила положить конец моей.

Вряд ли когда-нибудь мне удастся стереть из памяти, как я стояла на самой верхней ступеньке лестницы, и длинные тонкие пальцы потянулись ко мне, вцепились в мои плечи, сильные руки толкнули меня, и я с криком полетела вниз… вниз…

О Лоренс, любовь моя, даже теперь, оглядываясь назад, я кожей ощущаю весь ужас той ночи!

Незабываемый… и незабытый…

Мне было девятнадцать — слишком взрослая для того, чтобы оставаться в католической женской школе при монастыре. Большинство моих подруг из старших классов вернулись в свои семьи год назад. Все жалели меня.

Почему бы тебе не поехать домой? Почему бы не отправиться в университет и все такое? Почему никто не приезжает повидать тебя, бедное дитя?..

У меня не было ответов на эти вопросы, но мне казалось, что окружающие жалеют меня. И это совсем не утешало, а, наоборот, бесило меня.

Я не католичка, но, пребывая в монастырской школе в Брюсселе с семи лет, я конечно же не могла не проникнуться религиозной атмосферой. Одно время я даже хотела постричься в монахини. Это было в тот период моей жизни, когда я особенно остро почувствовала, что никто меня не любит и никто во мне не нуждается. И вот с этой просьбой я бросилась в ноги нашему священнику, преподобному Лашасу, но ответ его был суровым: «Поглядим. Твоя судьба в руках Господа нашего, моя девочка».

Вот так всегда: люди пытаются отделаться от меня.

Я стала много читать о жизни за пределами школы, выискивая книги на английском и французском. К тому времени я уже отлично владела последним. Я с интересом внимала моим подружкам, которые побывали дома на каникулах и рассказывали о своей счастливой семейной жизни, вечеринках и кавалерах. Слушала и удивлялась. Не то чтобы я не знала, что такая жизнь действительно существует за пределами моей школы, но все, на что могла я рассчитывать, — это ежедневная прогулка «строем за ручку» по улицам Брюсселя, во время которой можно было поглазеть на магазины, кафе и толпы разряженных людей. В конце концов я прочно утвердилась в мысли, что за стенами монастыря есть другая, более насыщенная, веселая и волнующая жизнь.