Мэри Смит - Там, где любовь

Она вернулась в гостиную в глубокой задумчивости и обнаружила, что Дон открывает бутылку шампанского. На столе стояли два фужера.

— Отпразднуем?

— Что именно?

— Как что? Тот факт, что я не каторжник, не вымогатель и не мошенник.

— А насчет этого Сюзи ничего не писала. Она просто упомянула, что ты шикарный.

— Правда?

— Ой, не надо. Ты что, не читал, что ли?

— Это твое письмо, как я мог его читать? Ладно, за разъяснение недоразумений!

Что тут поделаешь? Она молча чокнулась с Доном и залпом выпила золотистое вино. Музыка тихо и страстно пела о любви, золотой ток струился по жилам, и Морин таяла в море давно забытых ощущений.

Как же давно она не чувствовала себя женщиной!

А потом они болтали и пили шампанское, смеялись, даже танцевали, хоть и недолго, ну а еще потом Дон пригласил ее на обед в субботу, а она, идиотка, опять скукожилась и сказала, нет, спасибо, я очень занята, хотя никаких дел у нее не было, занятий на курсах тоже не было, и противный тоненький голосок внутри нее пел-напевал: «Ну и зря! Вспомни, когда тебя в последний раз приглашали в ресторан? То-то. Почему же ты не можешь пойти?»

Потому что она вбила себе в голову, что у Дона О'Брайена нечистые намерения. С чего она это взяла — непонятно.

Утром Морин ожидал шок. В кухню спустился элегантный молодой бизнесмен в ослепительно белой рубашке, безукоризненном сером костюме и при галстуке. Морин (ночная рубашка, халат, тапочки в виде мишек коала, аптечная резинка криво стягивает волосы в хвост) остолбенела с бутербродом в руках. Кажется, даже рот открыла.

— А… у… красивый галстук.

— Мерси, вы тоже очаровательны, леди.

— Надо полагать, сегодня ты не за стройматериалами едешь?

— Нет, сегодня нет. На сегодня у меня семейные проблемы. Немножко фамильного бизнеса.

Она кивнула, хотя понятия не имела, о чем идет речь. Потом допила кофе, поставила в раковину чашку и сказала совершенно независимым тоном:

— Пойду одеваться. Дядя Джон заждался. Сегодня у меня каталоги…

Дон подошел к ней легко и стремительно, положил на плечи руки, наклонился и нежно поцеловал ее в уголок рта.

— Не перетруждайся. Побереги себя, Морин.

Она обратилась в соляной столп. В мраморную статую. В каменное изваяние. Потом с трудом произнесла:

— Почему ты это сделал?

— Потому что мне захотелось, кроме того, я подумал, что это будет неплохо. Выше нос, леди.

Увидимся завтра.

— Завтра? Ты что, не вернешься сегодня домой?

— Прекрати так явно радоваться. Это неприлично.

— Я просто удивилась, а вовсе не…

— Пока, юная нахалка.

С этими словами Дон О'Брайен повернулся и вышел из дома. Ошеломленная Морин подошла к окну и вторично превратилась в соляной столп. У калитки стоял серебристый «кадиллак». За рулем сидел шофер в униформе, которой мог бы позавидовать даже Аугусто Пиночет.

Дон уселся на заднее сиденье машины, поздоровался с шофером, мельком глянул на себя в зеркальце. Как смешно Морин оторопела, увидев его в костюме. Еще бы! Он сам себя утром не узнал. Сколько лет он не носил костюмы? Почти четыре года. С тех самых пор, как… Нет, не сегодня. Не сейчас. Слишком много солнца. Слишком много жизни.

— Как дела, Гас?

— Отлично, сэр. Спасибо, сэр.

— А твой артрит?

— Жить можно, сэр. Старуха натирает меня пчелиным ядом, сплю, как младенец.

Старому Гасу, должно быть, уже лет сто. Во всяком случае, Дон прекрасно помнил его с тех пор, как сам был мальчишкой. Гас верой и правдой служил его отцу, переезжая из страны в страну с философским спокойствием. «Старуха» — миссис Флаерти, высокая, статная женщина, всюду следовала за мужем. Добрый старый английский дух вассальной верности, иначе не скажешь.

Потом Дон откинулся на спинку сиденья и стал думать о Морин Аттертон. О ее черных волосах, о зеленых глазах, о нежных губах… О высокой груди и тонкой талии, о точеных бедрах и сильных маленьких ножках. О том, как здорово она смотрелась бы в чем-нибудь развевающемся, бледно-лиловом и серебристом, с золотыми кольцами в ушах… О том, как он зарылся бы лицом в ее черную гриву и целовал бы, целовал ее без перерыва и отдыха, а потом любил бы ее прямо на зеленой траве, и небо было бы бездонным и синим…

Глупая маленькая Морин. Она уверена, что ее жизнь должна проходить в вечном поиске работы и денег, что она должна учиться, помогать деду, растить сына — и все это делать сама, одна, не полагаясь ни на кого.

Маленькая женщина с грустными зелеными глазами. Фея Моргана.