Уинифред Леннокс: Неужели это я?

Вновь близилось Рождество, и герой решил сам выбрать наряд для своей возлюбленной. Ему доставляло несказанное удовольствие служить красоте своей королевы. Но когда он увидел Лолу в бирюзовом струящемся платье, когда сам перевил ее темные волосы серебристыми сверкающими нитями и уложил в корону, то понял, что она — морская дева, наяда, что жжет таящийся в ней лед, а не пламя. Ему не терпелось запечатлеть это открытие, но... Лола исчезла. Растаяла. Бросила его.

А что же герой? Он зашвырнул в дальний угол кисти, покинул Париж, распрощался с прежней жизнью, вот только никак не мог распрощаться с зияющей сосущей пустотой в душе...

За окном светало, когда Санди закончила читать. Она вышла в свой садик. И, будто обещанием дождя, на нее повеяло влажной свежестью. Цветы пахли сильнее, где-то глухо ворковала горлица, и ее воркование напомнило ей низкий, хрипловатый голос Кармен. Странное утешение коснулось сердца Санди. Как богата жизнь любящего сердца, подумала она, уже не коря себя за то, что так спешила к Филиппу. Она не могла иначе и была рада, что помогла ему. Для него и

вправду началась новая жизнь, так стоит ли обижаться? Возможно, он преодолеет свою скованность, разговорится. Вот только как сложатся у него отношения с Треньяном? От общения с этим тираном на коротких ножках, то и дело поправляющим свою львиную гриву, у кого угодно разовьются комплексы...

Санди сделалось зябко, она присела, натянув на колени ночную рубашку.

Любовная история кузена Элен ее растрогала. Оригинальной она не была, но жизнь и не гонится за оригинальностью, из века в век задавая людям одну и ту же задачу: как поладить друг с другом, как найти общий язык? И люди бьются над ней, и разрешают каждый по-своему.

Что же до Поля Кремера, то, если он будет писать и дальше, вполне может рассчитывать на успех. Он не бездарен, начитан, наблюдателен. В его исповеди много искреннего чувства, тонко подмеченных деталей. И прочитанных книг, разумеется: сердце Поля Кремера говорило вполне литературным языком, и даже порой излишне красиво. Он может, например, попробовать свои силы в мелодраме, в любовном романе. Сейчас именно они пользуются спросом. Одна читательница уже ему благодарна, и не только за то, что помог ей скоротать бессонную ночь.

Невольно Санди задумалась о роковых женщинах. Они сводят мужчин с ума, но сами несчастливы. Сбежала же Лола-Кармен от своего художника, значит, ей было плохо. Да и может ли быть счастлив кинжал, наносящий раны? Санди всегда пыталась их врачевать, и тоже была несчастна. Почему?

Почувствовав, что ноги затекли и замерзли, она распрямилась, потянулась и, почувствовав, что ее клонит в сон, вернулась в спальню, улеглась в постель, укрылась одеялом, пригрелась и заснула.

Ей снился Филипп. Он называл ее своей музой, а Санди танцевала и била в звенящий бубен. Звон становился все громче, громче... Она открыла глаза. Кто-то трезвонил в дверь и, похоже, давно.

Накинув халат, Санди бросилась в прихожую.

— Кто там? — недоуменно спросила она.

— Неужели ты до сих пор дрыхнешь, Ди?!

Филипп? В одно мгновение Санди распахнула дверь. Вот счастье-то! Он шагнул к ней, прижал к себе, стал целовать, и она почувствовала, что и Филипп ужасно соскучился.

— У тебя вчера был расстроенный голос, — говорил он между поцелуями, — мы с тобой так давно не виделись. — Хотя прошла всего неделя, им обоим казалось, что минула вечность: так много произошло событий. — И какая победа, а?

Печали Санди таяли, как тает снег под первыми лучами весеннего солнышка.

— А как же работа с актрисой? — пролепетала она.

— Поработали. Сегодня Роже решил, что будет работать с ней сам. Ключевые моменты мы обсудили все вместе и прекрасно поняли друг друга.

Санди отметила, что Филипп уже называет Треньяна по имени и говорит с нарочитой небрежностью.

Взгляд Филиппа обежал спальню: смятая постель, листки на полу.

— Работала до утра? Ну ты даешь! Трудоголик, что ли? — Его рот растянулся в улыбке, и Санди невольно потянулась к нему.

— Я же говорила, срочная рукопись, — пробормотала она и приникла теплыми нежными губами к его — сухим и жестким.

Филипп подталкивал ее к кровати, торопил с халатом, рубашкой. Санди и сама спешила их снять, думая: почему же я себя мучила? Он так любит меня, так любит...

В любви Филипп был жаден и тороплив. Санди не всегда успевала получить удовольствие, но никогда не ставила этого ему в вину, ей нравилось быть щедрой. Но сегодня волнение, разлука сыграли положительную роль, и они, одновременно застонав, одновременно улыбнулись.