Нэн Эскуит - Сад Персефоны

Он продолжал хмуриться, запустив руку в свои вьющиеся черные волосы:

— Я хочу жениться на тебе, и ты это знаешь. Я не имею перед Ледой никаких обязательств. Я не должен ей ничего и не верю в фальшивые жертвы. Но очень хорошо отношусь к ней, Стейси. Я знал ее всю мою жизнь. И новость, что с ней произошло такое, меня очень печалит. Мне ее жаль. Ты, может быть, считаешь слабостью с моей стороны, что я не сказал ей хладнокровно: сделаешь операцию или нет, дело твое, я все равно не могу на тебе жениться и не женюсь, я люблю Стейси?

Я высвободила свою руку и отошла к окну, глядя через забрызганное пеной стекло на серое море.

— Нет, конечно, нет. Я тоже почувствовала жалость к ней, когда она мне все рассказала. Мне не хотелось отбирать тебя у нее. И тогда я сказала, что вернусь в Англию. Кроме того… — Я замолчала.

— Кроме того, что?

Я не оборачивалась, чтобы не встретиться с ним взглядом, и продолжала уныло смотреть в окно.

— Кроме того, ты… Может быть, Леда больше подходит тебе, чем я. У вас много общего, вы одной и той же национальности, той же религии, тех же взглядов. Если я вернусь в Англию, ты, быть может, забудешь меня.

Он схватил меня за плечо и почти грубо повернул лицом к себе:

— Все это не имеет значения! Я люблю тебя, моя дорогая, и только тебя! Мы навеки принадлежим друг другу, и никто не может изменить этого. Ни Леда, никто другой.

Он нагнулся, будто желая поцеловать меня, но внезапно какой-то скрежещущий звук раздался сзади, заставив нас отодвинуться друг от друга. В следующее мгновение два металлических стула, стоявшие у стены, соскользнули на пол, и из-под них показался Ники, выглядевший несколько озадаченным.

— Я строил палатку, — объявил он.

— Будь осторожнее, — сказала я, — эти стулья могли упасть на тебя.

Он сделал гримаску и убежал в душевую комнату.

Я услышала звук льющейся воды и крикнула:

— Не намочись! — Потом пожала плечами, посмотрев на Пола с извинением: — Жаль, что мы опять не можем поговорить как следует.

— Мы должны постараться. Я так много хочу сказать. Верь мне, Стейси. Бог знает, что я не хочу, чтобы ты возвращалась в Англию. Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной, каждую минуту нашей жизни, но что мне делать с Ледой? Она… она такая жалкая! Допустим, она пойдет на то, чтобы сделать операцию, и операция окажется успешной. Тогда мне будет легче сказать ей, что я никогда на ней не женюсь.

Я сказала медленно:

— А разве это не будет так же жестоко? Она ведь пойдет на все это ради тебя.

Он покачал головой:

— Ради себя самой тоже. Ведь она цепляется за меня потому, что у нее нет надежды. Когда она снова станет здоровой и будет знать, что сможет иметь детей, выйти замуж, она станет свободнее и, возможно, влюбится в кого-то другого.

Я молчала. А вдруг операция не будет успешной? Тогда Пол будет обязан остаться с Ледой. Он женится на ней.

— Скажи, что ты понимаешь меня, — попросил он.

— Я понимаю, как тебе трудно. Ты по-своему ее любишь и не можешь причинить ей боль. Ни один из нас не может. Поэтому я уеду.

— Я найду тебя, где бы ты ни была. Ты это знаешь. Это будет только вопрос времени.

Время. Бесконечные недели, может быть, месяцы. Тянущиеся одинокие дни. На мгновение я закрыла глаза, чтобы отогнать от себя видение этой перспективы, затем снова открыла их. Жалеть себя — самое последнее дело.

Каким-то образом я сумела улыбнуться:

— Я буду тебя ждать.

— О, дорогая!

На этот раз мы обменялись коротким, но страстным поцелуем, воспользовавшись отсутствием Ники.

— Я так тебя люблю!

— Я тоже люблю тебя. — Я почти плакала. Не могу поверить, что мы действительно расстаемся!

Звук льющейся воды стих. Дверь душевой распахнулась, и раздался голос Ники:

— Мои туфли совсем мокрые!

Я обернулась, от неожиданности выкрикнув дрожащим голосом:

— Ох, Ники, ты гадкий мальчик!

Он подошел ко мне:

— Нет, я не гадкий! Мы можем теперь вернуться?

Я посмотрела на его мокрые сандалии:

— Думаю, это будет лучше всего.

Он нахмурился:

— Но не по ступеням. Мне не нравятся ступени.

— Дядя Пол понесет тебя!

Ники вырвал свою руку:

— Я не хочу, чтобы меня несли! — И показал на край террасы, откуда были видны ступени, которые вели в «сад Персефоны»: — Мы можем пройти здесь, мамочка?

— Не думаю. Тропинка слишком заросла. — Я взглянула на Пола: — Можем мы пройти здесь?

Он поколебался. Ветер слегка утих. Среди быстро несущихся облаков мелькнул даже просвет бледного солнечного света.