Наталия Ипатова: Два спутника для Марии

— А если ее там нет? Конахан, я не уйду без нее!

— Я тоже.

Эта щель распахнулась неожиданно быстро, и как нельзя более вовремя. Отчаянно кричавшая девушка билась в руках двух узкоглазых кочевников.

Первого пронзила стремительная шпага Джека. Смерть второго была жестока. Если бы он когда-нибудь видел стальную пружину, он в последний миг своей жизни знал бы, с чем сравнить этот молниеносный удар тяжелым трехгранным кинжалом, вошедшим, пробив кость, через нижнюю челюсть в мозг.

Девушка в полуобмороке сползла на пол. Джек в один момент закутал ее в плащ и подхватил на руки. Рэм в это время высвобождал из черепа трупа свой любимый кинжал.

— Она в порядке?

— Жива. Уходим, Конахан.

И это они тоже сделали весьма вовремя. В закрывающуюся щель полезли всякие колющие и рубящие предметы, но Рэм, ухмыляясь, освободил какую-то секретную пружину, и под ее неодолимым давлением щель закрылась, не оставив за собой ни малейшего следа.

— Не откроют? — поинтересовался Джек.

— Не догадаются. Строилось как раз на сегодняшний случай. Но нам лучше поторопиться, если мы хотим исчезнуть из города до рассвета. Уйти лучше сейчас, пока они мародерствуют. Давай, я ее понесу.

— Убери лапы! — рявкнул Джек.

— Но я сильнее.

— А я — ее брат. И тебе, учти, доверяю меньше, чем кому бы то ни было.

— Ну, ты мне польстил.

Через двадцать минут Джек стал пошатываться.

— Ты ее уронишь! Или зашибешь. Стоило спасать, если ты вот-вот раскроишь ей череп. Возьми факел, — авторитетно распорядился Рэм. — И свети.

— Послушай, если я замечу с твоей стороны хоть малейшее неуважение к ней, я…

— Парень, тебе было бы лучше родиться немым.

Несколько раз на протяжении обратного пути они сменяли друг друга, скорее по настоянию Джека, потому что крепкий Рэм не выказывал ни малейших признаков утомления. Потом Мария запротестовала, заявив, что хочет идти сама, но, сделав несколько шагов, опустилась на пол уже в настоящем обмороке, и вопрос был снят с повестки дня.

Оставив спутников в устье подземного хода, Рэм бесшумнее тени спустился с заветного холмика, четверть часа где-то пропадал и вернулся с тремя тайскими лошадками, оказавшимися, как ни странно, вполне послушными. Джек подумал, что этот парень, должно быть, видит в темноте.

— В Вейсе разживемся чем-нибудь получше, — объяснил Рэм. — А теперь, Драммонд, ходу!

— И ты не хочешь посмотреть, — тихо сказал Джек, — как горит твой родной город?

Рэм оскалился.

— Я — одиночка, ты забыл? Приказ о моем аресте — на столе каждого чиновника. Я — убийца Каспера, твоего родного брата, — голос его упал. — Пусть горит. Славный огонек для погребального костра клана Драммондов, верно?

— О господи, — Джек был потрясен. — Так ты ликуешь?

— Нет. Это — дело не моих рук. Тут мне нечем гордиться, как в деле с Каспером. Но ты, Драммонд, сейчас узнаешь, что значит — одиночка. Ты теперь тоже последний.

— Нет, — Джек улыбнулся. — Ты забыл, что Мария носит ту же фамилию. И нас двое.

Рэм отвернулся и отвел душу, всадив каблуки ботфорт в бока своей лошадки.

На рассвете они сочли себя в безопасности, спешились в небольшой лощинке, где явственно слышался голос ручья. У Марии продолжался то ли обморок, то ли сон. Дремота молодых людей была куда более беспокойной — события ночи бурлили в них, наполнив их отрывистые сны кошмаром пожарища и смерти, и когда высоко поднявшееся солнце заглянуло в их укромную лощинку, две встрепанные головы — темно-каштановая и рыжевато-русая — разом вскинулись, свирепо и настороженно оглядели окрестные кусты, недружелюбно кивнули друг другу и склонились, каждая со своей стороны, над открывшей глаза девушкой.

— Доброе утро, — сказала она, улыбаясь. — Джек… я уже не чаяла увидеть тебя живым… Рэм… я боялась, что ты никогда не вернешся.

На первый взгляд не было в ней ничего особенного. Худенькое большеглазое личико сердечком, масса густых мягких темных волос, хрупкое, изящное, характерное для всех Драммондов телосложение. Почти в каждой большой семье можно найти подобное существо, созданное как будто не из плоти и крови, а из вечерней игры света и тени. Их оберегают от малейших проявлений грубости, они пользуются всеобщей любовью и заботой, и расплачиваются за это полным незнанием действительности. Круг их жизни замкнулся на доме и церкви, два — три бала в год вносят в их существование волнующее разнообразие. Она была такой, но, помимо этого, она была еще и Марией Драммонд, при виде которой уголки рта Джека дрогнули в улыбке. Несмотря на огонь, кровь и смерть, у него оставалась Мария, а с необходимостью заботиться о ней он мог пережить все, что угодно.