Луиза Хоффман - Дом интриг

Взглянув на свои руки, я увидела, как сильно они дрожат. Неудивительно, ведь мой отец погиб как раз в Бирме.

— Вы не знаете случайно, она устроила так, что ее дочь была официально принята в семью других людей?

— Не могу сказать. Она сообщила только, что оставила дочь на попечение друзей.

— А не назвала ли она вам имен этих людей?

— Нет. Сказала только, что они живут в Лондоне.

— Может, вам еще что-нибудь запомнилось в связи с этим, миссис Оливер?

— О Саре Армитедж я могу рассказать вам очень немного, мисс. Она была скрытной девушкой, о чем я уже упоминала. Она и о дочери своей никогда не рассказала бы, если бы я случайно не наткнулась на фотокарточку.

— Она где-то работала?

— Да, в приемной у дантиста. Секретаршей. Но у меня, помню, было такое ощущение, что она привыкла к более сладкой жизни.

— Почему вам так казалось?

— Достаточно было взглянуть на ее одежду, мисс. Платья были поношенны, но, несомненно, очень дорогие.

И это сходилось. Лейла кое-что рассказала мне об отношениях матери с Аннелизой. Актриса заботилась о том, чтобы ее секретарша прилично выглядела. Иногда она одалживала ей наряды из собственного гардероба и давала после себя донашивать.

Но я не могла понять одного: каким образом матери удалось спастись из разбомбленного, пылающего здания отеля, да еще со всеми своими туалетами?

— Какая у нее была внешность? — спросила я.

Миссис Оливер сняла металлический чайник с огня и заварила чай.

— Что могу сказать, мисс? Сара Армитедж была очень привлекательной девушкой. Когда шла по улице, все мужчины оборачивались. Настоящая красавица.

— Вам не запомнился случайно цвет ее волос?

— Как же не запомнился? Запомнился! Роскошные серебристые волосы, как лунные лучи. Красивее волос я и не видела ни у кого. Синие глаза, такого, знаете, сочного оттенка. Гордость в лице, как у королевы. Остальные квартиранты считали ее заносчивой и за глаза называли их высочеством.

У моей матери были серебристые волосы и синие глаза, однако Лейла не находила ее заносчивой. Наоборот, по ее рассказам, моя мать была робкой, душевно очень уязвимой женщиной.

— Вы ведь недолюбливали ее, правда, миссис Оливер, — проговорила я. Это был не вопрос, а утверждение.

Тень смущения пробежала по лицу пожилой женщины. Чтобы скрыть неловкость и отвлечь мое внимание, она протянула мне чашку и стала с особой старательностью наливать в нее дымящийся янтарный напиток.

— Что ж, мисс… Если выражаться более точно, мы все не до конца понимали ее. В основном, конечно, из-за ее скрытности. Она была на редкость необщительным человеком и, похоже, совсем не имела друзей. К ней даже письма не приходили. Но после того, как я услышала ее рассказ о ребенке, я решила, что это несчастье, возможно, и сделало ее такой сдержанной. Я всегда говорила своему старику, что у этой женщины какая-то тяжесть на душе, словно она о чем-то тоскует. Вероятнее всего, это было вызвано гибелью мужа и тем, что она рассталась со своей дочерью.

— Она долго у вас жила?

— Около полугода. После того случая, когда она застала меня за рассматриванием фотографий, она почти сразу же съехала.

— Значит, там были еще какие-то снимки?

— Кажется, на второй карточке был изображен ее муж. Впрочем, у меня не было достаточно времени, чтобы хорошо рассмотреть. Она вошла в комнату и…

— А куда она от вас уехала?

— Не знаю. Я спрашивала ее, но она ответила, как всегда, уклончиво. Я чувствовала, что она не желает со мной откровенничать.

Я упала духом.

— Хотя… погодите, — продолжала миссис Оливер, — возможно, она до сих пор живет в Ирландии.

— В Ирландии?! С чего вы взяли, что она живет в Ирландии?

Миссис Оливер неторопливо прихлебывала свой чай, давая мне тем самым понять, что привыкла к спокойному течению разговора.

— Спустя примерно год после того, как мы с нею расстались, я была на приеме у того дантиста, где она раньше работала, и новая секретарша сказала мне, что Сара Армитедж вышла замуж за какого-то фермера и уехала жить в Ирландию. Должна признаться, это сообщение весьма удивило меня, так как, по моему разумению, Сара Армитедж вовсе не похожа на тех женщин, которые становятся женами фермеров.

— А вам не называли случайно имени этого человека?

К моему искреннему удивлению, она кивнула.

— Секретарша сказала, что его зовут О'Мара. Это имя почему-то застряло у меня в памяти на всю жизнь. Шон О'Мара, так его звали.

Я достала из сумочки единственную имевшуюся у меня фотографию матери и протянула ее миссис Оливер. Снимок был старым и поблекшим.