Глория Даймонд - Перст судьбы

А Лесли?

Превозмогая боль, он плотно сжал веки, пытаясь отогнать эту идиотскую мысль. Как можно унаследовать невесту! Да он и не хотел бы унаследовать Лесли, даже если бы был вправе это сделать. Он очень хорошо знал, какой невестой она была.

За тот месяц, что Даниэль провел дома, он многое успел заметить. Слишком многое. Он почти физически ощущал, каким ледяным холодом веяло от Лесли, когда Симон прикасался к ней. Пару раз, выходя из душа, который был расположен рядом с ее спальней, он становился невольным свидетелем того, как Симон, стоя под дверью, просил его впустить.

Это было отвратительно. Голос брата был полон голодной мольбы, которая быстро сменялась бешенством. Лесли отвечала слишком тихо, и Даниэль не мог разобрать отдельных слов. Он слышал лишь интонацию — интонацию решительного, неумолимого отказа.

Даниэль мог себе представить, как трудно было смириться с этим отказом. Лесли Стиворт была удивительно красивой женщиной. Огромные синие глаза, длинные пушистые каштановые волосы, тело — мечта каждого мужчина. Он хорошо понимал Симона.

Временами ему казалось, что Лесли выходит замуж за брата исключительно из-за денег, и он ни как не мог совместить это с тем очевидным фактом — Даниэль почувствовал это при первой же встрече, — что по природе она была хорошей, доброй девушкой. Взять хотя бы то, как трепетно она относилась к Миранде.

А вскоре… Впрочем, если быть честным с самим собой, то какое там вскоре — почти сразу, почти с первого мгновения он сам почувствовал к ней физическое влечение, которое очень быстро достигло такого накала, что ему все труднее было совладать с собой, оставаясь с ней наедине. А потом этот случай на пикнике! Боже мой, какой позор! В каком аду ему пришлось жить после того, как он прикоснулся в воде к ее гибкому, такому прекрасному и волнующему телу!

Но он сумел пережить этот ад, и, видит Бог, она никогда не узнала, что он чувствовал. Он старался быть подчеркнуто сдержанным при встрече с ней, не позволял себе даже невинного флирта — его обычный стиль общения с женщинами. С Лесли не могло быть и речи ни о каком флирте. И если тело его начинало пылать и ныть всякий раз, когда она была рядом, это должно было остаться его собственной позорной тайной.

Нет, Бог свидетель, он не позволил себе возжелать невесту брата, во всяком случае — открыто. Если бы это произошло, он не смог бы пережить свою вину, особенно после гибели Симона.

Но что, черт возьми, случилось в тот вечер? Почему он все забыл? Даниэль раздраженно потер лоб. Каждая попытка вспомнить хоть какую-то деталь заканчивалась приступом бессильного бешенства, непокорная память ускользала, не оставляя ему никаких шансов.

Возможно, стоило попробовать еще раз, шаг за шагом, минута за минутой. Последнее, что он помнил, — около шести часов пополудни он играл в футбол с Мирандой…

— Даниэль!!!

Поглощенный своими мрачными мыслями, он не слышал, как открылась дверь, и о появлении младшей сестры узнал только по этому восторженному воплю. Она бросилась к нему на кровать, и Даниэль, не обращая внимания на острую боль, крепко обнял ее маленькое, худенькое тельце.

— Привет, егоза. — Он нежно поцеловал ее в лоб. — Как ты?

— Ужасно! — Теперь, когда она почувствовала себя в безопасности в его объятиях, радость встречи, как и ожидал Даниэль, сменилась слезами. — Я так по тебе скучаю. Я так боюсь!

Он крепче прижал ее к себе.

— Не бойся, маленькая. — Он старался, чтобы голос его звучал бодро и уверенно. Ему удалось успокоить ее вчера, когда они разговаривали по телефону, но сейчас, когда она собственными глазами увидела, в каком он был состоянии, сделать это оказалось гораздо труднее. — Я тебе обещаю, все будет хорошо.

— Но ты такой… — жалобно возразила она. — Что будет с тобой? Ты поправишься?

Осторожно нащупав ее щеку, Даниэль почувствовал, что она мокрая от слез.

— Глупенькая. — Он заставил себя улыбнуться. — Ну конечно же, я поправлюсь! Анди, я понимаю, что выгляжу сейчас, как в фантастическом боевике, но на самом деле со мной ничего страшного не случилось. Так, несколько синяков и царапин.

— Но ты… — Миранда глубоко вздохнула, чтобы опять не разрыдаться. — Твои глаза…

— С глазами все будет в порядке, как только снимут эти повязки. — Он сказал это спокойным, даже веселым голосом, но внутренне весь сжался, почувствовав приближение знакомого приступа удушающей, наполнявшей всего его первобытным ужасом паники. Стиснув зубы, он превозмог себя и так же жизнерадостно продолжил: — Правда, какое-то время тебе, наверное, придется водить меня за руку, чтобы я не натыкался на мебель.