Сидни Ламберт - Завидный жених

Он сделал, как она просила. Быстро. Грубо. Вонзаясь в нее снова и снова, радуясь дрожи, пронизавшей ее с головы до ног.

Теперь она по-настоящему принадлежит ему, подумал он, тоже взрываясь, крича от удовольствия, но не слыша собственных криков. И лишь немного погодя, успокоившись, Марио понял: что-то не так. Совсем, совсем не так.

— Гейл! Гейл, милая, что случилось?

Она плакала.

Он взял ее за подбородок, но она продолжала истерически рыдать. Когда у нее подогнулись колени, он подхватил ее на руки и понес в спальню.

Марио ничего не понимал. Он растерялся. Он нежно уложил ее на синее одеяло. Когда попытался прикрыть ее платьем, она всхлипнула и откатилась подальше, свернулась калачиком, подложила руки под щеку и плотно закрыла глаза. Однако при этом не переставала горько плакать.

Он не знал, что сделать, что сказать, чтобы утешить ее. Почему она так горько рыдает, словно у нее душа расстается с телом? Разве ей сейчас было плохо?

Определенно, нет. Наверное, она все же каким-то образом испытывала его, а он самым жалким образом провалился. Ведь всего несколько минут назад он твердил себе, что ему достаточно только увидеть ее. И что натворил? Он взял ее прямо на пороге гостиничного номера, словно дикарь!

— Тише, любимая, — прошептал Марио, гладя Гейл по голове. — Иначе ты разболеешься.

— Ты не понимаешь, — с трудом выговорила она. — Это меня… Бог наказывает!

— Наказывает? За что?

— За самый страшный грех!

— Какой?

— Я была плохой матерью. О Боже! Я не хотела говорить… Теперь ты будешь еще больше презирать меня!

— Презирать? Тебя?! Гейл, милая, да я люблю тебя! Ты уже, наверное, и сама догадалась!

Она застыла, потом медленно открыла заплаканные глаза.

— Как смеешь ты говорить мне о любви, когда знаешь, что мне тоже известно, что это неправда? Помнишь, я ведь была с тобой, когда позвонила женщина, которую ты любишь по-настоящему. Я слышала, как ты говорил с Эмилией. Так тепло, так нежно!

Марио покачал головой. Как жаль, что он раньше не рассказал ей правду. Но тогда он очень злился на Гейл. И серьезно не подозревал, что звонок Эмилии так ее заденет. Но теперь он понял, как она восприняла тот его разговор, и пожалел о своей беспечности. Однако, с другой стороны, ревность недвусмысленно указывает на то, что Гейл испытывает к нему более сложное чувство, нежели простое вожделение.

Он склонился над ней и нежно поцеловал ее в губы.

— Я больше не люблю Эмилию. И она меня, наверное, тоже. Когда-то давно я очень любил ее. Но моя любовь была чувством избалованного молодого принца, который привык получать все, что пожелает. Наверное, из-за невозможности получить Эмилию мне казалось, что мои чувства к ней сильнее, чем на самом деле. Но лишь когда я узнал тебя, я понял, что такое настоящая любовь. В ту ночь я вовсе не шептал ей нежные слова. Я очень встревожился. Эмилия позвонила, чтобы сказать мне, что у нее рак.

— Рак?!

— Да, Лейкемия. Перед лицом возможной смерти она, видимо, поняла, что всю жизнь любила только одного человека — своего мужа. И даже более того. Они с Виктором откровенно поговорили, возможно, впервые за все время их брака, и открылись друг другу. Когда она призналась брату, что была влюблена в меня, то с удивлением узнала, что Виктору, оказывается, давно известно о нашем запретном чувстве и что он все время боялся, что она по-прежнему любит меня. Когда Эмилия уверила мужа в том, что всю жизнь любит его одного, он предложил ей позвонить мне и все разъяснить. Они оба волнуются, что я так долго не женился из-за нее. Я рад был сказать Эмилии, что встретил девушку, которую полюбил и на которой хочу жениться.

— Так ты хочешь на мне… жениться?!

— Больше всего на свете.

— Но… как можно? Ведь ты совсем меня не знаешь. Я говорила тебе. Я настоящая дрянь.

— Из-за ребенка, который у тебя был? И которому ты была плохой матерью?

Сейчас нужно быть очень осторожным, чтобы не выдать свою осведомленность, подумал Марио. Пусть лучше сама расскажет ему обо всем, когда захочет.

Она кивнула, и слезы снова заструились у нее по щекам.

— Мэтью, — хрипло прошептала она. — Он… умер. От лейкемии. Ему было всего шесть лет, и он… так и не узнал, что я его мать. Он думал, что я — его сестра.

Гейл снова разрыдалась. Марио обнял ее и прижал к себе. Наконец она немного успокоилась.

— Извини, — прошептала она, вытирая лицо руками. — Мне… неприятно говорить об этом. Я очень расстраиваюсь…

— Гейл, мне кажется, тебе стоит все мне рассказать. Если мы собираемся пожениться, между нами не должно быть никаких тайн.